Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

САМЫЙ ТОНКИЙ В МИРЕ КАПИТАН Авторская позиция в этом новом варианте лирической прозы тоже несколько отлична от позиции в лирической прозе 60-х годов, в которой автор является прежде всего как бы музыкальным инструментом, лирически преобра жающим увиденное. Стремление запечатлеть —вот что ха рактерно для лирической прозы; стремление обнажить са мого себя, понять себя и свое время, напряженный диалог с самим собой, покаяние —вот основа прозы „авторской". Взгляд от „мира", от действительности направляется внутрь самого художника. Лирическая проза 60-х годов тя готела к поэтическому познанию мира, нынешняя есть пре жде всего самопознание». Мы понимали друг друга с самого начала —и хорошо понимали. Его волновало, конечно, отличие жанра от романов, рассказов, вообще беллетристики, которую он, по-моему, недолюбливал. Она просто не вызывала у него сильных эмоций. Самые большие эмоции у него вызывала жизнь. И не политика. Не Брежнев-Андропов-Черненко, а потом Горбачев. А вот как люди ждут северный завоз, и что у нас творится по северной окраине ве ликой страны — это его очень волновало. Он вообще считал север фасадом России. Не Запад. И тем более —не Юг. А Север. Где Россия смотрит на Ледовитый океан. Это было красиво, концептуально. А для России, как он считал, — жизненно важно было это осо знать. В течение всех лет нашего знакомства дела по северному завозу только ухудшались. И Конецкий тяжело переживал это ухудшение — он видел реально людей, для которых завоз был жизненно важен. Конецкий помнил блокаду — всегда. И для него завоз отчасти рифмовался с блокадным опытом. Потому что если не завезут про дукты, так ведь народ на Севере с голоду помрет. Ведь не растет там картошечка! Он тяжело переживал в последние свои годы состояние людей, зависящих от «бизнеса» на завозе... И то, что он уже не мо жет помочь. Так что я сразу поняла: Конецкий социально строг. И эта его строгость была даже не к режимам —а к дисциплине и исполнитель ности властей, вот что главное. Кстати, о блокаде и о голоде: он ведь и в мореходку пошел, что бы сытым, накормленным досыта быть. Во флоте хорошо кормили. А худенький, прозрачный Конецкий, думаю, всегда был хрупким и прозрачным —и уж особенно в юные годы. Пережитый в блокаду 417