Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

Бэла Рыбалко Мыбыли знакомы П очти 30 лет мы были знакомы с Виктором Викторовичем Конецким. Я пишу знакомы, но не дружны, потому что он, мне казалось, вообще не мог представить себе женщину в друзьях. Дружба вообще предполагалась в море. А земля — другой мир, где много путаницы в понятиях, мало чистого и где в качке от подлянки блюют покруче, чем в море. Он был абсолютно одинок, притом, что вокруг толпились люди. В свое одиночество он допускал свою маму, Бога и своих героев. О маме все время хотел написать, о Боге молчал, герои его мучили. Особенно женщины. Он о них был потрясающе неосведомлен. Я не говорю о том, что он шарахался от женщин или их боялся, но он их не понимал. Или, возможно, и не хотел понимать. В определенных смыслах они были необходимы. Но тратить время на изучение их так называемого «внутреннего мира» он не хотел. Однажды он спросил меня, что бы я почувствовала, если б мне в двенадцать лет купили шелковые чулки? Я спросила, знает ли он, на что способна девочка, чтобы ее приняли в подружки к 15-16-летним девочкам? Она обкрадет родителей, предаст бывших подруг, за обу чение фокстроту под патефон будет стоять на стреме при девичьих шалостях. Надо было видеть его лицо! «Надеюсь, вы это не про себя сейчас напридумывали?» — «В. В., а вам ничего подобного известно не было? Так вот, за шелковые чул ки девочка во время войны была способна на большее». Больше на женские темы мы не философствовали. Еще и пото му, что я однажды ляпнула, будто его героини статичны, беспомощ ны, без страстей и преглуповаты. Когда я говорю о В. В., то вспоминаю, что у него за время наше го долгого знакомства не поменялись привязанности — житейские и литературные. Он обожал Чехова, боялся Толстого, не любил и не мог любить Достоевского и плакал, когда слушал Высоцкого. О сво их современниках говорить не любил. Однажды объяснил почему: 398