Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ тревожилась —казарма. Я ведь домашний был мальчик, в матросках ходил. Но я благодарен ей, что она меня в училище отдала. Ведь это и мою литературную судьбу определило. Что бы я был без своего морского опыта? О чем бы писал? —говорил он, когда мы уже про должали наш путь в такси. — Остановите! — вдруг сказал он таксисту. —Нет, выходить мы здесь не будем, постоим немного. — И обратился ко мне. — Видите этот дом? Здесь мы жили во время блокады, вон окна светятся, это наша квартира. Жизнь продолжается, там мой брат живет с семьей... Плохо нам здесь было... Помню, в блокаду, посадила мама нас с братом обедать, достала где-то для нас две картофелины. Сама она с нами ни когда не ела, чем и когда питалась, до сих пор не знаю. Только мы сели за стол, как пришла ее сестра, которая жила неподалеку. Любимая се стра. Слабая такая, еле ноги передвигает, опустилась на стул, тяжело дышит. Мать понимает, покормить ее надо, а чем? У детей картофели ну мороженую отнять? И она так сухо с сестрой поговорила, что та, посидев несколько минут, поднялась и пошла прочь. А на утро мать го ворит мне: «Сходи к тете, проведай, очень уж она вчера слабая была. Я пошел. Дверь в ее комнату открыта, она сидит в кресле, —еле живая, а на полу огромная, остекленевшая от мороза, желтая лужа... Умерла в больнице на следующий день... Мать потом всю жизнь мучилась... Дальше мы ехали молча. Тяжелое это было молчание. Вдруг Виктор неожиданно прервал его: — Сейчас самое время в кабак закатиться, выпить, поужинать... Я хотела возразить, что настроение-то не кабацкое, как он опе редил меня: — Были у меня такие планы. Но сейчас, после наших странствий в прошлое, понял, что в этом будет что-то кощунственное. Едем ко мне, я сам приготовлю ужин... Дома он усадил меня на диван, предложил посмотреть старые альбомы с семейными фотографиями, а сам быстро извлек из шкафа старинные, тонкого фарфора тарелки (гордо: матушкины!), накрыл скатертью небольшой столик, расставил рюмки, разложил приборы и исчез на кухне. Все было проделано ловко, легко, я бы даже сказа ла —талантливо. Разглядывать старые фотографии, даже незнакомых людей, за нятие увлекательное, и я погрузилась в него, не успела до конца все досмотреть, как на пороге появился Виктор с накрахмаленным по лотенцем через плечо и блюдом в руках, на котором скворчали два мастерски зажаренных куска мяса, окруженные румяной картошкой и листьями зеленого салата. 387