Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ВАХТУ СДАЛ КОНЕЦКИЙ его, писателя морской темы, одним из самых популярных писателей советской интеллигенции. В. В. хотел большего. Иногда это прорывалось в разговоре. «Еще есть силы, я сделаю. Про всех напишу, дорогие мои. Это будет на стоящая литература. Вы ахнете. Я могу, я обещаю!» — как-то не ожиданно вырвалось у него в писательской компании. Фраза, думаю, потому и запомнилась надолго, что она выводила В. В. из привычной для окружающих морской тематики и как бы новую градацию уста навливала для определения его творчества. Он чувствовал это и иногда спорил сам с собой и с критикой. В ответ на упреки в обилии морской специфики на страницах, по нятной только морякам, он сопротивлялся и, сердясь, утверждал: «Не понимают! Больше надо. Еще больше подробностей, и морских деталей, и документов. Надо погрузить читателя в обстановку с го ловой, чтобы он с азов курс молодого матроса прошел, восприни мал море как свое и жил его жизнью». Или, расстроившись, сетовал: «Вот, говорят, литература, интересная только морякам. Ну и пусть. Тогда не для всех, для моряков будет. Мне достаточно. Я буду писать для моряков. Они-то меня не оставят». Так получилось, что последние рейсы свои он часто совершал из Мурманска. Для нас, писателей, тогда еще не разделенных на два союза, приезд его был как праздник. Он редко посещал дома культу ры, библиотеки, какие-нибудь общественные сборища, предпочитал им экскурсы по старым, знакомым лишь ему местам, где он начинал свою военную службу. Абраммыс, Дровяное, Три Ручья. Маленькие, притулившиеся у причалов военные пароходики для него имели свою неповтори мую ценность. Непонятно и трогательно было видеть, как зрелый, в седине и морщинах мужик вдруг становится по-мальчишески взволнованным, нетерпеливым, нервно отзывчивым, рассказывая о делах минувших дней, постепенно вытаскивая их из глубины вре мени и делая реальностью. В речи он воодушевлялся, набирал силу и вдохновение, проникал в забытую и дорогую пору молодости. Для нас, окружавших В. В., его военная жизнь возникала впервые, и приходилось удивляться его приверженности к ней, погруженно сти и острой памяти, сохранившей малейшие детали. Тогда я по нял, как дорого и памятно ему военморовское прошлое, и до сих пор непонятно, почему оно не отразилось в его творчестве. Рискну предположить, что цензура не пропустила бы и десятой части правды, выходящей из-под его пера, если бы она была о Военно- морском флоте. 369