Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

РУМБЫ И ГРАДУСЫ бы тем, что она знает мою фамилию. А был рядом месяц... Теперь бы...» « — Представьте ситуацию. Я к вам приду с папкой и скажу: вот тут у меня все доказательства, и неопровер жимые доказательства, что вы прямой потомок Василия Темного. Что вы будете делать? Ну сначала, конечно, ска жете: ну, Витя, молоток, пошли дернем по этому поводу. А потом, а ночью-то? Ведь это — род, древо, века. А если к вам еще сеструха из Америки приедет с напоминанием об этом. И кореша похихикают, что не пора ли, мол, тебе о судьбе трона заикнуться, то ты сразу смекнешь, что я с па- почкой-то из КГБ, и тебя, значит, обложили. О, тут ходов не счесть! Вот моя будущая пьеса. Главное, не дать героям больше двух часов, не дать обмозговать ситуацию, чтобы все летело на буффонаде и драме одновременно. Только кто же это будет делать? С мейерхольдовской поры в дра матургию забили кол осиновый. Никто драматургу не ве рит. Делают, что хотят. Булгаков смеялся, что Мейерхольд погибнет, потому что на него упадут бояре с колосников во время спектакля о Петре I, но смех был невеселый. Сам Булгаков не любил, когда на него падали бояре. Ему было ближе, что у Чехова Треплев две минуты рвет свою руко пись перед тем, как застрелиться. Вы знаете, что значит в театре две минуты? А Чехов, думаете, не знал?» « — Мой брат Олег Базунов пишет роман „Тополь", и ему все равно, что там происходит в мире, хотя, странно сказать, мир входит в этот „Тополь" целиком. Но ему пле вать на частности и то, что меня разрывает, — ему скучно, и он слушает это, как мы —утренний прогноз. А ведь я ему показываю письмо Де Голля ко мне. Как молодой петушок и недавний сталинский выкормыш, я уверен, что сочинения подвигают к миру, и я надписываю Де Голлю свою книгу, вышедшую по-французски. И он отвечает! Письмо писано на щегольской бумаге, в водяных знаках, с „марианнами", с десятью строчками титулов генерала и с пятью —письма, которые тем не менее лестны и обещают следить за моей судьбой во Франции... Но когда я еду во Францию в со ставе делегации — я, Гранин, Нурпеисов, Окуджава — Де Голля уже нет в живых. Передо мной к самолету ковыляет 357