Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

АЛЕКСАНДР ЖИТИНСКИЙ Дело, конечно, в другом, хотя литература в сравнении с морепла ванием, и вправду, находится в младенческом возрасте. Я бы сказал, что мореплавание —наука с элементами искусства, тогда как литера тура —наоборот. И вот, желая проверить свои ощущения и небольшой опыт, я за дал В. В. вопрос о том, как он пишет свои книжки. В. В. стал рассказывать, что он всегда ведет дневник, который по том помогает ему восстанавливать ход событий. Я позавидовал ему: ведение дневника всегда было для меня несбыточной мечтой. Он прочитал даже несколько записей, он часто включает их в свои кни ги, так сказать, в «живом» виде. Я заметил, что В. В. внутренне гор дится дневником —самим фактом его многолетнего ведения —и по нял эту гордость. Дневник свидетельствовал о волевом характере. — А вообще, мне достаточно выйти на улицу и пойти пешком, скажем, на Васильевский остров, к Военно-морскому училищу... — продолжал В. В. — Я буду идти и вспоминать. Я пройду мимо дома моей матери, загляну во двор, вспомню блокаду. Потом я пойду к Стрелке Васильевского, мимо «Кронверка»... Я слушал и хорошо представлял себе эту ненаписанную кни гу В. В. — с ее двойным видением — памяти и сегодняшнего дня, с блокадным детством и курсантской юностью, с мокрыми от до ждей набережными Ленинграда, по которым идет повзрослевший герой, прошедший все моря и океаны, все Африки и Америки све та, и неизменно возвращавшийся сюда, где стоит, отвернувшись от Невы и скрестив на груди руки, черная бронзовая фигурка «перво го русского плавателя вокруг света» адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна. — ...и когда я дойду до набережной лейтенанта Шмидта, книжка будет уже написана, — закончил В. В. — Останется только сесть за машинку и записать ее всю —от начала до конца. И я понял то, о чем уже догадывался раньше: В. В. не пишет кни ги, он их путешествует. — Давайте выпьем чаю, —предложил В. В. Наступила самая удачная минута для того, чтобы сообщить о томящейся у меня в портфеле бутылке армянского коньяка. Надо сказать, что мысль о ней все время беспокоила меня и отвлекала от рассказа В. В., так что я начал сердиться на себя и попытался за быть о бутылке вовсе, но вот сейчас решился. Меня несколько сму щало присутствие третьего лица, однако, набравшись храбрости, я высказался в том смысле, что у меня, естественно, совершенно случайно имеется в портфеле и нечто покрепче чая. Некоторая 336