Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

МОРЯК И ЛИРА Конецкий, выносит, мол, морской мусор на всеобщее обозрение. Но им двигала боль и ненависть к вполне современным ребятам, кото рых не надо учить «рвать к себе и на чужие ноги наступать». Не их ли стараниями нынче разворовано наследие великой морской держа вы? Было шестнадцать морских пароходств, двадцать речных —и все подвергнуто тотальной приватизации и структуризации! Очень со временно звучат гневные, желчные даже страницы прозы Конецкого, на которые многие стремились окрыситься. «Литература — дело опасное, сходное по вредности лишь с изготовлением свинцовых белил», — с этими словами Зощенко безоговорочно согласился бы и Конецкий. Одиссеева идея —и сирен послушать, и в живых остать ся — преследовала его весь писательский век, он стремился до по следнего не расставаться с морского своей профессией. «А то появляются подозрительные мечты, как... брошу навсегда плавать, остепенюсь, начну новую прекрасную жизнь без вина и сигарет, с обязательными променадами, зарядками, породистой собакой, с новенькими „Жигулями" и тихой работой над семейным романом-эпопеей...» Уберег Господь его от такого решения, да и не вышла б у него жизнь по такому сценарию. Он не умел быть благополучным, как некоторые его земляки, что при всех властях жируют — сперва за седают в горкомах-обкомах, потом отхватывают — без отрыва от кормушки!—депутатские мандаты, а литература им лишь некое под спорье для мордоторговли. Тяжело, в болях и судорогах рождались повести Конецкого —но как легко читаются они! Море — их фон и подмалевок, а суть их — жизнь наша повседневная. Писатель одержал победу над мореходом. Море —всегда штормовое предупреждение, будь даже в распоряже нии навигатора новейшая техника. Волна-выродок, айсберг, наско ки пиратов, автобус на пустой улице портового города — в любом закоулке моряка подстерегает гибель. Вот полный цинизма и юмора тридцатилетний здоровяк-старпом очутился вдруг в сантиметре от смерти, когда боцман смайнал в вельбот четырехсоткилограммовый ящик, и сетку раскачало, и оттяжка лопнула. С упоминания о смер ти начиналась его повесть «Третий лишний» —и смерть вольготно разгуливает на всем повествовательном пространстве, хотя — вот парадокс! —совсем не пессимистические вещи получались у писате ля, который никогда не мог быть лишним в среде суровых моряков и полярников. Он много говорил о хорошей морской карьере и рисовал симпатичные персонажи. Но он и много говорил о карьеристах, 291