Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

МАРК АМУСИН своего пути любые непрагматичные соображения и ограничения и всех, кто мешает ее торжеству. Об этом же примерно он писал и в рассказе «Последний раз в Антверпене». Впрочем, не все так уж серьезно и судьбоносно. Немалое место занимают в этой окрошке образцы замечательной, авторско-фольк лорной морской травли. Травильщик Виктор Викторович был вир туозный. Довлатов, думаю, многое у него позаимствовал, несмотря на разницу интонаций и психологических диспозиций. Апогея эта линия достигает в повести «Вчерашние заботы», главный герой ко торой —Фома Фомич Фомичёв, истинно советского разлива моряк, перестраховщик и проныра, которому многие профессиональные качества заменяют звериное чутье на опасность и интуиция. Глава «Фома Фомич в институте красоты» — шедевр сухопутно-морской юмористики с вкраплениями тончайшего психологизма. К диссидентам Конецкий не принадлежал, притом что все тене вые стороны системы видел прекрасно. Человек он был язвительный, желчный и раздражительный, к тому же с развитой морем претен зией на независимость характера, и мириться со вздорными уста новлениями Софьи Власьевны ему было не легче, чем Марамзину и Ефимову, Войновичу и Владимову. Однако Конецкий, в отличие от них, не взбунтовался, не «вы брал свободу», хотя ему, как моряку, ходившему в загранку, сделать это было бы гораздо проще. Почему? Думаю, он не мог разделять судьбу страны, как и собственную судьбу, на отсеки: принимать одно, отбрасывать другое. «Верность как якорем нас держала», — написала ценимая им Цветаева. Он, похоже, заключил «пакет ную сделку» с отечественной историей, с прошлым и настоящим. «Права иль не права —моя страна». Ей он служил. И, стиснув зубы, боролся — с цензурой, чиновниками, инстанциями — за свое право говорить по-своему и о своем, обращаясь к своему миллионному читателю. Чего стоила ему эта невидимая миру борьба, не знаю. Косвенно об этом можно судить по той запальчивой полемике с уехавши ми, в которую он пустился в конце 1980-х. В «обмене любезно стями» с Аксёновым и Гладилиным, в колком диалоге с Виктором Некрасовым (все это было опубликовано) ощущается застарелая боль, усталость, раздражение. Конецкий не хотел уступать эмигран там «права первородства», не мог согласиться, что его сопротивле ние и компромиссы, равно раздиравшие душу, поиск формы и инто нации, эзопова сноровистость обесцениваются разовым поступком (жестом?) —пересечением границы. 174