Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

АКВАРЕЛЬ С МАКАМИ После «Радиста Камушкина» я не писал о Викторе. Но вот вы шла его книга «Солёный лёд», и я откликнулся на нее рецензией. Не было там ни возвеличивания автора, ни «дружеского» снисхожде ния к нему. Спасение на водах, бегство в полярный рейс или плава ние к берегам Америки, которые Виктор описывал, выглядели как спасение относительное. Все равно надо было возвращаться на бе рег и к той жизни, где вместо океана плескалась плененная гранитом Нева, где не свистел ураган, а попыхивал по утрам старый чайник и под ногами был паркет или тротуар. И бесстрашного «морского волка» сменял рефлектирующий петербургский интеллигент. В жизни Виктор «качался» между морем и сушей, но и в море, и у себя дома он был естествоиспытателем собственной судьбы, а также судьбы человечества (поверьте, говорю это вполне серьезно). После рецензии о «Солёном льде» я сделался «специалистом по Конецкому». Мне присылали из издательств на отзыв его рукописи, просили писать предисловия к его книгам. Я полюбил его прозу (лю бил и автора), но не привык писать «по заказу». Что-то должно было вырасти в моей душе, прежде чем я брался за перо. И Виктор на мои отказы выполнить просьбы издателей не обижался. Он был слишком тонок для того, чтобы ставить личные отноше ния в зависимость от отношений литературных. Он умел ценить чу жую суверенность так же, как и свою собственную. Мы переписывались, конфликтовали в переписке, но переписка, как и встречи, продолжались. Вероятно, нас соединяло то, что выше литературы: война (святая святых нашего детства), безотцовщина, романтизм. Был ли Конецкий мистик? Был ли он религиозен? Он нигде не упоминает об этом, но он писатель, заглядывающий по ту сторону бытия. Помню, однажды он удостоил меня высшего доверия: подарил написанную им акварель с маками и на обратной ее стороне заверил собственным автографом, что она отныне принадлежит мне. В 1973 году мы целую осень прожили бок о бок в Переделкине. Погода стояла сухая, деревья за окнами меняли цвет, и точно так же менялся он на акварелях Конецкого. Он писал исключительно пейза жи, людей на его картинах не было, и, что еще страннее, отсутствова ло и море. Клены из прозрачно-желтых делались смугло-красными, потом багровыми, лес редел, и как только он окончательно обнажил ся, Виктор уехал в Ленинград. Мы тогда виделись на дню по несколько раз, позже к нам присо единился Григорий Чухрай. Высокий, красивый (еще без седин), он сразу пленил нас какой-то внутренней деликатностью. 167