Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

О ВСТРЕЧЕ С ВИКТОРОМ КОНЕЦКИМ ко всем. Хотя, бесспорно, его любимые герои — люди чести и до стоинства. Когда героями писателя становились собаки, он и их ува жал, любил и ценил, как добрых людей. В ту холодную зиму Виктор Викторович исправно носил на причал суп в котелке — для собак. И не только в те дни, когда стоял вахту. Говорили, говорили... Я чувствовала, что говорю с родными людьми после разлуки. Меня не то чтобы не торопили — не отпу скали. Говорили за чаем, за обедом. На обед подали гороховый суп с сосисками. Более вкусного супа я не ела никогда. Виктору Викторовичу было интересно все: что читаю, какими авторами «болею», как учусь, есть ли у меня парень и отчего вдруг девчонка выбрала «Солёный лёд»? Наверное, так предполагал он, это влияние приморского города Одессы. Любовь Дмитриевна была убеждена, что гостью нужно повести в театр. Но в театр было сложно попасть, и Виктор Викторович повез меня в Дом кино, где показывали фильм «Семь дней в мае». Пока я смотрела американское кино, он с удовольствием удалился в бу фет. Потом усадил в такси и сказал: «Заходите попрощаться». Когда говорили о книгах и писателях, это был разговор читателя с читателем на равных. И в новом свете предстали его читательские привязанности и доверительный дружеский разговор со студент кой о Чехове и Лермонтове, о Генрихе Бёлле и Хемингуэе, о Льве Толстом, Паустовском, о Сент-Экзюпери, Юрии Казакове... — Любите Бёлля? Меня он тоже поразил и захватил, его книги такие тонкие, столько в них лирики. А познакомился с ним — со всем не тот человек, которого я представлял —прямолинейный, все в лоб, а главное —ни капли юмора, который делает его книги добры ми, человечными. Бёлль полон боли и надежды. Что за тайна скрыта в каждом писателе! Позднее я всегда вспоминала их —Любовь Дмитриевну и Виктора Викторовича, а не только его — Виктора Викторовича. Связь между сыном и матерью поражала высокой духовной силой, и даже дев чонкой я поняла это. У меня и пример был — любимый Конецким Сент-Экзюпери и его любовь к матери. Открывая книги Конецкого, я между строк находила свидетельства особых отношений Виктора Викторовича с мамой. В памяти возникали их улыбки, слова, по луслова, взгляды, которыми они обменивались. Когда я стала мамой двух сыновей, поняла и оценила это еще сильнее. Для меня проза Конецкого так же высока и чиста, как его сыновняя и человеческая преданность матери. 159