Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

«НАЗВАНИЕ НЕ ПРИДУМЫВАЕТСЯ», - ТАК НАПИСАЛ БЫ КОНЕЦКИЙ И тут мы встретились с Конецким снова. Теперь разговаривать нам было легче. В эти годы он много публиковался —и в московских журналах, и в «Звезде». Это были и рассказы, и крупные вещи — «Солёный лёд», «Среди мифов и рифов»... Шли фильмы, снятые по его сценариям — «Полосатый рейс», «Путь к причалу»... Однажды мы должны были вместе с ним снимать корректорские вопросы, касавшиеся, кажется, «Мифов и рифов». Но когда Виктор пришел в редакцию, текста не оказалось, корректор забрала листы и куда-то с ними ушла. Прождав довольно долго, мы решили сходить в кафе «Лада»; я пила там кофе с коньяком, он пил коньяк и ел мо роженое. Удовольствие беседы было для меня отравлено тем, что незадолго до того Виктор принес в редакцию рассказ, который мне резко не понравился. И я мучилась — как мне об этом ему сказать? Наконец, попыталась начать тему и от неловкости говорила гораздо резче, чем надо. И — о, ужас! — произнесла нечто даже о «дурном романтизме». А ведь должна была бы знать, что это для него удар в поддых. Конечно, в нем был жив романтизм, он и был и остался до последнего дня во многом романтиком, но не литературным, а при родным, недаром же он связал себя с морем; но сколько же он сам себя за это корил и как не щадили другие! Он мне ответил тогда (я записала весь этот день в дневнике, от туда и беру подробности): «Вы просто еще неопытный редактор. Вы не видите, что можно убрать некоторые слова, другие переставить местами, и рассказ сразу станет иным». Топорно пытаясь смягчить сказанное, говорю, что могу ведь и ошибаться... «Да нет, вы все пра вильно говорите, и я знаю теперь, что надо сделать». Возвращаясь в редакцию, мы встретили Петра Владимировича Жура (зам. гл. редактора журнала. — Сост.), тот протянул руку, здо роваясь, и когда мы отошли, Виктор усмехнулся: «Ну вот, теперь я в „Звезде" печатаюсь, так уже и Журу руку жму!» К критике в свой адрес он всегда относился с чрезмерным до верием, торопился признать правоту критикующего. Помню, как молодой Игорь Ефимов на какой-то публичной встрече сказал ему что-то вроде: вы вот хвалитесь искренностью, откровенностью, но на самом деле искренность очень трудная вещь, и вы совсем не так уж искренни... Конецкий тут же согласился, хотя прозвучало это в устах Ефимова достаточно грубо — наскоком начинающего на признанного... Да и по сути это было совершенно неверно. Год от года в книгах Конецкого нарастала и нарастала беспощадная к себе откровенность; он не рисовался ею, наоборот, — будто нарочно подставлялся обличителям своими героями и их признаниями, 151