Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ЛЮДМИЛА БУБНОВА-ГОЛЯВКИНА провожали. Я шла по перрону с сыном на руках и остро чувствова ла на спине взгляды шести пар глаз и иронические реплики по по воду того, что вот и этот независимый Голявкин успел-таки завяз нуть в семье. Ирония прикрывала некоторую зависть к тому, что у Голявкина сын. Эти мужчины традиционно хотели первенца-сына, у Горышина тогда была дочка, а у Конецкого так никогда и не роди лось ни сына, ни дочки. Признаюсь, я всегда опасалась иронических шпилек Конецкого: мужественный капитан, мне казалось, всегда подмечал мои жен ские слабости, и они крутились у него на языке и при случае охотно слетали — могли в меня и попасть. Я всегда была с ним настороже и мысленно готовилась дать отпор: «Ну и что! Ну и что!! Ну и что ж е !!» Дальше внутреннее волнение сковало бы язык, и ответ был бы только презрительным взглядом на его манер за то, что его ирония мешает ему оценить мои достоинства, которые у меня, к его сведе нию, тоже имеются... Однажды мне пришлось вместо Голявкина отнести денежный долг Конецкому к нему домой на улицу Ленина, не помню, почему сам Голявкин не смог сделать этого. Я так волновалась, что мне хоте лось сократить визит до минимума, я отказалась даже снять пальто. Но все равно в считанные минуты завязался разговор, окончание ко торого осталось в памяти последними репликами. — Мужчине трудно писать про любовь. Сколько я читал: ни у кого хорошо не получается... —говорил Конецкий. Направляясь к выходу, я говорю: — Будь спокоен: у женщин-писательниц еще хуже получается. Читал ты когда-нибудь хорошо написанные страницы про любовь у женщин? — Вообще-то нет, —говорит Конецкий. — Вот то-то! —говорю я, прощаясь. Возможно, о любви и писать не стоит, раз все получается глупо. Смею сказать, что у него, в общем, всякое получалось интересно, если удавалось найти иронический ключ к повествованию. Виктор Конецкий сложился в конце концов как иронический пи сатель. Это отличает его и от других писателей, и редко (во всяком случае, тогда) было в литературе. Позже, в 1980-1990-е все научи лись и стали сплошь иронистами, конечно, не без влияния прозы Голявкина и Конецкого. Конецкий, кажется, первым выразил нео жиданное мнение, будто мы, воспитанные на русской классической литературе, ею испорчены, находимся под ее гнетом. И это мешает нам вырваться вперед, ввысь и в другие стороны... 134