Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ИГОРЬ СУХИХ Всю свою нерастраченную любовь, всю тоску по глу боким, сердечным отношениям между людьми он хотел отдать этой рукописи. Он писал ласковым, осторожным пером; тонким, мелким почерком без нажима, но очень яс ным. И нежным. А когда он чувствовал, что переполнен красотой и вол нением, то начинал подтрунивать над собой, своим писа нием. И называл пьесу и воспоминания — пустяками, и го ворил про себя, усмехаясь: „Ах-ах!.. Вы, Антоша, не умеете писать. Вы умеете только хорошо закусывать..." Тянулись дни. Падали листья. Осень кончалась. По утрам от первых заморозков стал яснеть воздух. Все выше поднимались над крышами дальних изб дымы. Чехов рабо тал, со смущением сознавая, что опять некоторые из жи вущих людей узнают себя, свои судьбы в его пьесе и будут обижаться, а может быть, и ненавидеть его за это. И все время стояло перед глазами грустное лицо жен щины, которая любила его и сейчас была несчастлива и страдала. И он знал, что чем-то виновен в ее страданиях». Печать времени больше всего отражается в финале «Двух осе ней». После провала «Чайки» Чехов нанимает извозчика, потом бредет по темным петербургским набережным и вдруг происходит неожиданная встреча. «Из-за поворота, мотая мокрыми мордами и отбрасы вая за спины пар, показались ломовые лошади. Одна подво да за другой — целый обоз. Загрохотали в ночной тишине ободья колес. Телеги были гружены тяжело — огромными плахами дров. И кони переступали медленно, упрямо вле тая в хомуты, и процокивали подковами снеговую кашу на мостовой. Возницы в мешках, накинутых углом на голову, шли подле телег; молчали, волоча по грязи кнуты, и на ухабах подпихивали плечом наваленные высоко плахи. По всему судя, шли они так издалека, шли долго. Что-то угрюмое, сдержанное и сильное было в тяжелой, усталой поступи людей и коней, в том, как они брели сквозь темень, грязь и непогоду. Последняя подвода с хромым мужиком возле задка, гре мя ведром, прокатилась мимо. Мужик привычно протянул руку к картузу. Чехов остановился и кивнул...» 124