Благодаренье снимку... : семейный фотоальбом Виктора Конецкого / [сост. Татьяна Акулова ; ред. Игорь Кузьмичев ; предисл. Валентина Курбатова]. - Санкт-Петербург : НИКА, 2009.

«Маму всю оставшуюся жизнь мучило и давило неизбывно тяжкое воспоминание. <...> Мучения совести. И вот такие мучения мать приняла, чтобы спасти нас с братом. <...> К середине января сорок второго года в нашей квартире умерли все соседи. И мы перебрались из комнаты, окна которой выходили на канал Круштейна, в комнатенку в глу бине дома, окно которой выходило в глухой дворовый колодец. На дне колодца складывали трупы. <.. .> В тот вечер вдруг пришла Матюня. Окоченевшая, скрюченная. Тащилась откуда-то и за брела отогреться. Ей предстояло идти до улицы Декабристов, где они жили вместе с Зи- кой— Зинаидой, — еще одной моей тетей. Мать варила какую-то еду— запах горячей пищи. Чечевицу она варила. Куда нынче де- лась чечевица? Малюсенькие двояковыпуклые линзочки, их нутро вываривается, а шкурки можно жевать. И вот мать, понимая, что если Матюня задержится, то ей придется отдать хоть ложку варева, ее выпроводила, грубо, как-то с раздражением на то, что сама Матюня не понимает, что ей надо уходить,— уже плохо сознавала окружающее. Она понимала только, что мороз на улице ужасный и что ей еще идти и идти— по каналу до улицы Писарева, и всю эту улицу, и улицу Декабристов. И все это по сугробам, сквозь тьму и липкий мороз. От огня буржуйки, от запаха пищи. Из логова, в котором был какой-то уют. Как он есть и в логове волчицы. И мать ее выставила: “Иди, иди! Надо двигаться! Зика ждет и волнуется! Тебе надо идти! Там чего-нибудь есть у вас есть!” И Матюня— этот семейный центр любви и помощи всем—ушла... Она глубоко верила в Бога; так, как нынче уже никто в современном мире не верит; в доб рого, теплого, строгого и справедливого православного Бога. Она выбиралась из комнатенки, шаря руками по стене, и бормотала молитву. <...> Через несколько дней мне приснился сон, который я рассказал матери: я видел ясное и теплое, летнее солнышко, и вдруг оно среди бела дня закатилось, и я понял, что оно больше не взойдет никогда. От страха проснулся. Когда я рассказал сон, мать сказала: “Это умерла Матюня! Иди к ней! Это я виновата, я ее тогда выставила! А зачем она сидела так долго?” Я был к тому моменту самым жизнеспособным. Меня закутали и запеленали в разную одежду, и я пошел на улицу Декабристов. Матюня была еще жива, а тетя Зика уже умерла и лежала на диване почему-то полуго лая и в валенках. Матюня сидела в кресле, примерзнув к нему и к полу. Я затопил печурку. Почему-то у них на кухне валялись деревянные колодки для обуви. Из клеенки и колодок я и соорудил костерчик. И пошел за матерью и братом. Матюня все это время молилась. В молитвах она благодарила Христа за те муки, которые он послал ей, ибо теперь возьмет ее к себе, минуя, так сказать, ад и чистилище. Я вернулся домой. И мы все трое пошли на улицу Декабристов, взяв детские санки, чтобы привезти на них Матюню к нам. Но из этой затеи ничего не вышло; ни спустить по лестнице полубезумную Матюню, ни тащить ее через суг робы нам было не по силам. Не помню, каким образом мать добралась до Александра Яковлевича Соркина. Это был отец жены моего двоюродного брата Игоря Викторовича Грибеля. Он и устроил отправку Матюни в больницу, ибо был главврачом военного госпиталя». Виктор Конецкий «Из семейной хроники» Матильда Дмитриевна Конецкая (в центре) с сестрой Любовью Дмитриевной и племянниками Олегом и Виктором