Благодаренье снимку... : семейный фотоальбом Виктора Конецкого / [сост. Татьяна Акулова ; ред. Игорь Кузьмичев ; предисл. Валентина Курбатова]. - Санкт-Петербург : НИКА, 2009.

20.01.1953. «...Тральщик выбросило на камни с романтическим названием “Сундуки”. Мы вышли по аварийной тревоге и пришли на место через 13 часов после аварии. Корабль лежал посреди гряды камней, между которыми кипел штормовой прибой... Первая аварийная партия ушла на аварийный корабль без меня— командир корабля боялся остаться без штур мана, т. к. штормовая погода может заставить уйти от берега в море. (Это не из-за того, что он без меня не может плавать,— это запросто, но стоять одному вахту невозможно.) Ты, конечно, понимаешь, что, когда шлюпка во главе с водолазным специалистом пошла к кораблю, я чуть не плакал от обиды, но командир покрыл меня матом, и я утих... В 9 утра шлюпка вернулась, с тех пор— еще 7 раз— на аварийный корабль ходил я и каждый раз, когда я уходил туда, я не знал, вернусь ли назад, но, видя тот же вопрос в глазах матросов, держался соответственно. Мне удалось перебросить на пароход 800-килограммовую помпу на шестерке (вынимали заднюю банку) и тон ны 1,5 другого имущества, не считая людей. Да. Корабль имел три пробоины... Не буду описывать этих семи рейсов. Мне, конечно, везло, т. к. обширного опыта управления перегруженной шлюпкой на штормовой прибойной волне, среди камней и у борта, лежащего на боку корабля, у меня не было. Да еще мороз и темнота... Описывать все, что было на корабле, не буду. Самое неприятное— глухие, мощные удары корпуса по камням. И темнота. < ...> Старший на корабле— старлей с другого корабля. Короче. Шлюпки были разбиты в щепки волной, у моей— эти 5 фалиней вырвали форштевень, а ее унесло. За три минуты до этого я приказал уйти из нее 2 матросам, которые находились в ней стопорами у фалиней— для не медленного ухода в случае затопления корабля. Убрал я их оттуда, как видишь, вовремя. Корабль стащили с камней, и он лег на другой борт. Залитые водой, заглохли помпы. Единственным спасением для нас было: аварийный корабль оттянут в море, и к его борту сможет подойти кто-нибудь из спасателей, чтобы взять людей. Единственная надежда была, что он не затонет раньше. Мы собрали всех людей на кормовой надстройке. Люди с “краба”— без жилетов— нервничали. От нас до воды было метров шесть. Я сидел спиной к морю и закуривал, когда корма стала очень быстро тонуть. Волна захлестнула кормовую надстройку и рухнула мне на колени. Когда я вскочил, вокруг бушевала вода, в ней отчаянно барахтались люди, перебираясь к рубке, которая торчала из воды. Корабль быстро кренился. Я схватился за сумку с ракетницей. Как всегда в такие моменты, кнопки заело. Меня накрыло с головой волной. Все это секунды. Наконец, удалось вырвать ракетницу и я выстрелил. Помню, что, вцепившись в шлюпбалку, уви дел, как рассыпались над головой красные искры (это был сигнал о прекращении буксировки и спасении л/с). Когда бросился к рубке, меня ударило волной, руки не выдержали и меня потащило к борту, но, очевидно, по мирать было рано— вода хлынула в машинное отделение, вытолкнула из него воздух через раструбы вентиляторов, которые были рядом, и эта струя воздуха отбросила меня к рубке. < ...> Я крикнул, чтобы люди переходили по поднимавшемуся правому борту (по его внешней части) в нос. Чтобы сделать это, надо было прыгнуть метров с трех в кипящую воду на спардек. Все только крепче вцепились в рубку, я приказал еще раз. И вот первый, Белов— водолаз с нашего корабля— прыгнул первым. За ним посыпа лись другие. Секунд за 40 они перешли на задравшийся нос. На рубке осталось нас четверо. Путь на нос для нас был уже закрыт— через весь спардек, перемахивая через оба борта, шли волны. Мы лежали на верхнем краю рубки, ноги были в воде, брызги заливали лицо. Крен прекратился, но корабль продолжало бить о камни, а нос “водило”. Единственная оставшаяся в живых шлюпка на кораблях в первый раз подошла к нам минут через 30 после аварии. <...> Она сделала три рейса. Я ушел с корабля предпоследним (последним— старлей). Пробыл в воде 1,5 часа. Это было 16-го января с 19 до 20.30. Сейчас уже 20-е, а у меня нет даже насморка, несмотря на то, что темпера тура воды была + 1,7 гр. <.. .> Первым стал доходить сигнальщик с другого корабля— у него была ранена рука и не было рукавиц. Я отдал ему свои. Его тряс озноб, и головой он бился в леерную стойку— на корабле все быстро прошло. Между прочим, учти, что в холодной воде всегда теплее, если что-нибудь надето. О чем думал? О том, что, если выживу, смогу немного уважать себя...» Виктор Конецкий—брату ОлегуБазунову После очередного выхода в море на спасение, 1953 год