Благодаренье снимку... : семейный фотоальбом Виктора Конецкого / [сост. Татьяна Акулова ; ред. Игорь Кузьмичев ; предисл. Валентина Курбатова]. - Санкт-Петербург : НИКА, 2009.

«Да, от гранита этой набережной я первый раз ушел в плавание на старом большом учеб ном корабле с тремя трубами. Когда-то он назывался “Океан”, а потом стал “Комсомольцем”. На кнехтах остались старинные надписи: “Океанъ”. Кажется, как вспомогательный крейсер старик принимал участие в Цусимском бою. Нас набили в его огромные кубрики по самую завязку. Мы качались в парусиновых кой ках в три этажа. И когда по боевой тревоге верхние летели вниз, то нижним было больно. А самой веселой у нас считалась такая провокация. Тросики верхней койки смазывались салом. Это делалось, конечно, втайне от хозяина. Хозяин спокойно залезал к себе под пото лок и засыпал. Ночью крысы шли по магистралям к вкусным тросикам и грызли их. Тросики рвались, и жертва летела на спящего внизу. Подвесная койка— не двуспальная кровать, она рассчитана строго на одного. Когда в ней оказывалось двое, она переворачивалась. И уже втроем жертвы шлепались на стальную палубу. Грохот и проклятия будили остальных. И с нами вместе тихо посмеивался старый “Комсомолец”. Наверное, ему было приятно возить в своем чреве восемнадцатилетних шалопаев. Старика разрезали на металлолом всего года два назад. Мы ходили на нем в Польшу— возили коричневый брикетированный уголь из Штеттина в Ленинград. Я помню устье Одера, вход в Свинемюнде, два немецких линкора или крейсера, затоп ленных по бокам фарватера. Их башни торчали над водой, и волны заплескивали в жерла орудий. Мы прошли мимо и увидели неожиданно близкую зелень берегов Одера. А в канале детишки махали нам из окон домов. Дома возникали метрах в двадцати от наших бортов. Мы первый раз в жизни входили в чужую страну по чужой воде. Мы стояли на палубах и ждали встречи с чем-то совершенно неожиданным, удивительным. Мы думали открыть для себя новый мир. Недаром в детстве я считал слово “заграница” страной и писал его с большой буквы. Теперь-то я знаю, что все люди на земле живут одними заботами, а потому и очень похожи друг на друга. И мы вошли в Штеттин. Обрушенные мосты перегораживали реки и каналы. Кровавые от кирпичной пыли стены ратуши были единственным, что уцелело в городе. Союзная авиа ция постаралась. Руины густо заросли плющом. Плющ казался лианами. Мы ошвартовались, и человек сто пленных немцев закопошились на причале, готовясь к погрузке. Они подавали уголь на борт и ссыпали его в узкие горловины угольных шахт. А мы работали в бункерах, в кромешной тьме и пыли. И все мы были совершенными нег рами. А после работы мы развлекались тем, что кидали пленным на причал пачку махорки. Немцы бросались в драку из-за нее под наш залихватский свист. Война только что кончилась. Мы хотели есть уже шесть лет подряд. Шесть лет мы хотели хлеба в любой час дня и ночи. И мы были по-молодому жестоки. Когда здоровенные немцы лупили друг друга на причале, мы получали некоторое удовольствие. Это было, из песни слова не выкинешь...» Виктор Конецкий «Соленый лед» Учебный корабль «Комсомолец»