Благодаренье снимку... : семейный фотоальбом Виктора Конецкого / [сост. Татьяна Акулова ; ред. Игорь Кузьмичев ; предисл. Валентина Курбатова]. - Санкт-Петербург : НИКА, 2009.

«Любой блокадник вам скажет, что выжил потому, что пришел дядя Ваня, девушка из ПВО, племянник Саша, баба Мария, и т.д. и т.п. И вот этот дядя, девушка, старушка при шли и растопили печурку именно в тот момент, когда... В каждой семье есть такая то ли легенда, то ли истинная правда. И в нашей семье есть. Пришел муж детской материнской подруги Робушка, полный доходяга, опухший, потеряв ший человеческий облик, сказал, что знает человека, который должен дать за драгоценность сливочное масло. У матери было или кольцо, или брошь— какая-то семейная реликвия. Она отдала это Робушке, хотя он был очень плох, то есть в том находился состоянии, когда на его мораль или там нравственность уже вроде и нельзя было надеяться. И на следующий день он притащился с бруском сливочного масла— наверное, граммов на восемьсот. Мы смотрели на это настоящее масло в таком фантастическом количестве и плакали. И вот мать начала нам с братом давать его лизать два раза в день. Мать была очень волевая, сильная до беспощадности женщина. И мы выжили, и Робушка, который, конечно, умер через несколько дней и могилы кото рого мы, конечно, не знаем, есть наш Спаситель. Потом, уже за Ладогой я клянчил у строя солдат чего-нибудь съедобного— за деньги: мать нам зашила по пятьсот рублей на тот случай, если она умрет. Это были жалкие копейки. И один солдат дал мне кусок колотого сахара. Он сам качался под ветром, этот солдат. И ни каких денег не взял, а пихнул под зад коленом, когда я начал ему их совать...» Виктор Конецкий «У каждого былсвойспаситель» «Обычно люди вспоминают детство с нежностью. А я не люблю своего. Хорошее в нем только рисование. Дворец пионеров на углу Невского и Фонтанки, снег на капителях колонн, запах пластилина и скипидара, раннее честолюбие, радость от смирения и буйства красок. Я уходил в рисование от арифметики, грамматики, неудов и школьного одиночества. Даже в блокаду я утешался мыслью о том, что не надо идти в школу. И рисовал в бомбоубежище. Причем рисунки мои были далеки от войны— цветы и летние пейзажи. Потом, в эвакуации, я продолжал бояться школы и учился плохо. Годовые двойки и пе реэкзаменовки преследовали меня. И всегда я убегал от школьной каторги в рисование. Оно в конечном счете и привело на флот. Если бы не было возможности убегать от жизни в ри сование, мне волей-неволей пришлось бы заняться учебой всерьез, и все в жизни сложилось бы по-другому». Виктор Конецкий «Соленыйлед» В блокадном Ленинграде