Благодаренье снимку... : семейный фотоальбом Виктора Конецкого / [сост. Татьяна Акулова ; ред. Игорь Кузьмичев ; предисл. Валентина Курбатова]. - Санкт-Петербург : НИКА, 2009.

«Вообще-то я имею юридическое право на вполне взрослые свидетельства. Мало кто зна ет, что детьми тогда считались только существа младше двенадцати лет. После этого рубежа существо превращалось в иждивенца, то есть вполне взрослого дармоеда, и начинало полу чать знаменитые 125 граммов. Страшно нелепое обрушивалось на матерей, когда проклятые двенадцать лет наступали в зиму 1941-1942 года и детеныш разом переходил на половинный паек. Тогда мать начинала отдавать ему все до последней крошки, погибала и, естественно, вслед за ней отправлялся иждивенец. Мне повезло. К двадцать второму июня мне исполнилось двенадцать лет и шестнадцать дней. Так что в блокаду я попал готовым дармоедом и в силу этого, возможно, и выжил: не было “перепада давлений”. Виктор Конецкий «У каждого был свой спаситель» «Я вообще долго боялся темноты. Боялся пустой квартиры и при свете. Необходимость матери была острой. Потерять мать в магазине или на вокзале— ощутить судорогу в желудке и общее оцепенение. Плакал, если память не изменяет, не много. Нынче глаза щиплет чаще, чем в детстве... Помню, в темный коридор, на зловещий шорох, на возможное страшное бросался, опережая это страшное. Волосы вставали дыбом, мурашки охватывали с головы до ног. И теперь не люблю оттягивать встречу с противным или страшным “на потом”. Жизнен ный опыт вынуждает признать: черт не так страшен, как его малюют. Лечение от страха темноты и брошенности начал зимой сорок первого. И с радикальных, сильных средств. В квартиру вместо эвакуировавшихся соседей— семьи скрипача из Мариинского теат ра— вселили семью рабочего с Кировского завода. Про них тоже можно сказать, что их «эва куировали», ибо передняя линия фронта проходила возле их прежнего жилища. В рабочем семействе было десять детей. Они быстро умирали. Их трупики старшие складывали в ко ридоре квартиры. О смерти членов семейства в те времена сообщать властям не стал бы даже полный кретин, потому что карточки умерших возможно было использовать до конца декады, а если повезет, то и до конца месяца. На рубеже сорок первого и сорок второго годов за хлебом в булочную надо было от правляться рано утром, до открытия. Иначе можно было остаться и без ста двадцати пяти граммов. Света в коридоре и передней не было. На вход и выход мы пробирались, ощупывая в темноте трупы, сложенные вдоль стены. Несмотря на уличный мороз в квартире, запах разложения был. И страх перед трупами сохранялся, но тусклый страх, монотонный, страх без страха перед неожиданным испугом, страх перед мразью тления, остаток брезгливости еще существующего к уже разлагающемуся. Вот так радикально я начал лечение невроза, связанного с атавистическим страхом перед темнотой». Виктор Конецкий «Пришла пора таких заметок» Адмиралтейский канал (канал Круштейна), дом № 9