Колычев, Н. Роман о Феодорите Кольском // Площадь Первоучителей / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2011. – № 11. – С. 15-37.
то что битья, а и слова грубого она не слыхивала прежде, ни от трезвого, ни от пьяного. - Да ты что, Паша, я же люблю тебя. Для чего же меня бить? Господь за грехи наказывает, человек за непослушание. Разве я тебя в чём ослу шалась? Или не угодила чем? Так ты скажи. - Щас, скажу. В общем, все жён своих порют, и я теперь тебя тоже буду. Чтоб, значит, всё как у людей. Вот так, рыба ты хищная! - А почему ты меня рыбой хищной называешь? - А потому, что Акинф свою Акулину так зовёт. Во! - Ну ладно, Паша, поздно уже, давай спать ложиться, - Варвара потя нулась к мужу, намереваясь всё-таки помочь ему дойти до постели, раздеть, уложить, но он вдруг грубо ухватил её за одежду, притянул к себе, сорвал платок с головы и, ухватив за косы, поволок в сени и дальше, на двор. Варваре было так больно и страшно, что она даже не кричала и не со противлялась, покорно шла за мужем, низко опустив голову, лишь мычала, как скотина, ведомая на убой, испуганно и удивлённо. Во дворе корова, увидев это необычное шествие, заметалась в стойле, тревожно за блеяли овцы. У колоды Павел отпустил жену. Снял со стены верёвку и зачем-то связал по рукам и ногам, усадив на колоду. - Сиди здесь. Я сейчас. Розгу только выломаю подлиннее, - Павел глупо хохотнул: - Готовься, в общем, - и вышел. Огородами он спустился к реке, присматривая подходящую лозу. От реки тянуло прохладным ветром, выдувая из него хмельные пары, и, выламывая розгу, он вдруг, почти протрезвев, увидел себя как бы со сто роны, осознал для чего и для кого ему эта розга. И осознав, брезгливо, с омерзением, отбросил её прочь. Обхватил голову руками, сел тут же, в кустах, и горько заплакал. Заплакал, понимая, что не уберёг своего тон кого хрустального счастья, разбил его, и теперь уже ни за что не склеить ему эти осколки. Понял, что как бы ни сложилась теперь вся его после дующая жизнь с Варварой, то, что произошло сегодня, навсегда останется гадким вонючим пятном в их жизни, болячкой, которая никогда, ни на минуту не даст о себе забыть. И никакими бочками мёда вовек не разба вить ему будет ту здоровенную ложку обиды, которой он незаслуженно напоил только что жену. Варвара, оставшись одна, поначалу даже и не пыталась освободиться. А зачем? Бежать? Куда? Да и зачем бежать? Нет, ни побоев, ни боли она не боялась. Больней, чем ей уже было, просто быть не могло. Внутри её всё рухнуло, разбилось, перемешалось. Она силилась понять: зачем она здесь, и зачем она есть на свете - и не могла. Жизнь её, представлявшая собой мечту, вращающуюся вокруг Павла, вдруг потеряла центр своего притяжения и сейчас, разрушаясь, попросту переставала существовать. Она умирала. Не от боли, не от болезни и даже не от обиды. Это было
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz