Колычев Н. Главы из нового романа "Феодорит" : [главы 1-3] // Площадь Первоучителей / [Мурм. орг. Союза писателей России]. – Мурманск, 2005. – № 5. – С. 137-154.

— Уголёкдавай! Авва Досифей вновь зашарился в потёмках, загремел чем-то и наконец вло­ жил в ладонь игумена уголёк. Тот поднёс к нему тлеющий трут ишумно подул. Уголёк затеплился бордовым свечением, перекинулся на фитиль поднесённого жировика. Терпко запахло ворванью, весело заплясал жёлтый язычок огня, ос­ вещая тесные сени, деревянные ведра, кадку, лыжи, топор, прочую утварь, сваленную, как попало. — Фу ты! Прости Господи! —фыркнул игумен, хотя, немало лет зная отца Досифея, ничего другого он здесь увидеть и не ожидал. — Ну, веди давай. — Погоди, сейчас второй жировик зажгу, — авва Досифей протиснулся в келью, затеплил фитиль второго светильника. Игумен вошёл следом. — Ей, ей, Исайя! Стой! Оглядисьпрежде! —авваДосифей, растопырив паль­ цы, простёр вытянутые руки навстречу игумену. — Прошу тебя, ходи опаснее, видишь, тут у меня... Повсюду — на грубом дощатом столе, на топчане Досифея и лежанке его ученика, постриженного сегодня, на полуразвалившейся, Бог весть когда пос­ ледний раз топленной печке, даже на земляном полу — валялись бумаги. Раз­ личные —по форме, качеству, цвету чернил, почерку писавших, обожжённые по краям, заляпанные пятнами воска и жира... — Ну, гак убери, чтоли, —игуменпротянулрукикстопкамлистовнатопчане. — Нет, нет! Не надо, не трожь! Сейчас перепутаешь, смешаешь всё, а мне потом целый день в порядок приводить. — И это ты называешь порядком?—отецИсайя взялпачкулистовс топчана, приподнялиразжалладонь. Бумагипосыпались, перемешиваясь, сваливаясьнапол. — Бог те судья, Исайя, — авва Досифей замер в углу, исподлобья глядя на обидчика. — Мне- то, конечно, Бог —судья. Но тебе —я игумен. Отрока ещё упросил у себя оставить. Что он тут видит? Чему учится?У тебя же не только что вдвоём помолиться, одному на колени пасть негде—поклоны отбить... — Да разве ж писание житий не Богоугодное дело? Разве ж в удовольствие себе я эти неудобства терплю, а не за ради памяти начальников монастыря нашего — о Бозе почивших Зосимы иСавватия? Кому, как не мне взять на себя труд сей? Аз пришел в обитель сию застав ещё жива преподобного Зосиму, его же сподобился с братиею и погрести своими руками. Аз с Германом в единой келиижил... — Герман, и не умея книжного писания, Божьим промыслом вразумлён был. Всё, что видел при жизни отец наших, сего слов клириками было описано, и писания того не мало было, и не валялось оно у него по келии. Ты же по преставлении Германа игуменом был. О писании том не радел: просто, мол, писано. А как сказывал им Герман простой речью — так они и писали, не украшая речи, лишь памяти ради отец наших —Зосимы и Савватия. Где теперь те писания? — Тебе ли не ведомо? Некий священник от иных монастырей... — Ты ж, Досифей, игуменом был! Как ты мог — неведомо кого, ни имени того священника, ни монастыря его не помня, до писаний тех допустить? Как не уследил, что он, уходя восвояси, забирает их с собой? 144