Кохичко, А. Н. О доброте, красоте, истине и любви : (этнокультур. аспект) / А. Н. Кохичко // Наука и образование. - 2008. - № 9. - С. 30-41.
36 Духовность и время Отождествление красоты с благом, замечаемое в теориях Платона и Л. Н. Толстого, затрагивает весьма сложный вопрос, решение которого может быть дано лишь путем расчленения видов красоты и расположения их по степени значения. Если голос человека нам нравится, и мы тембр его признаем красивым, независимо от содержания речи, то нель зя не усмотреть в этом признании красоты полного отсутствия отношения к идее блага; с другой сто роны, несомненно, что трагедия, изображающая ги бель высокой личности ради достижения нравствен ной цели, действует облагораживающим образом на душу зрителя, и красота трагедии стоит в теснейшей связи с проводимой ею нравственной идеей. Таким образом, чувственная красота, представляющая низ шую ее ступень, лишена отношения к благу, в то время как более высокие ступени красоты яснейшим образом обнаруживают в красоте участие блага. Связь красоты с истиной реалистическим на правлением в искусстве настолько подчеркивается, что оба понятия кажутся тождественными; разница получается лишь в форме: в то время как истина живет в сфере отвлеченного мышления, в поняти ях, красота, наоборот, имеет дело с образами, кото рые реализмом в том случае признаются красивыми, когда они воспроизводят действительность. Всякое истинное искусство всегда было реалистично и все гда служило правде; отсюда, однако, не следует, что роман есть социологический этюд и что цель науки и искусства одна и та же. Красота связана с восприятием объекта; в объ екте мы имеем два элемента: содержание и форма, т. е. то, что говорит известный объект душе, и то, как он говорит это. Гармоническое сочетание этих двух элементов, идеи и чувственной ее формы, и состав ляет природу красоты. В зависимости от того, какому из указанных двух моментов дается преимущество, получается двоя кое понимание красоты —формальное и идеальное: первое направление видит главное условие красоты в соблюдении формальных условий, как-то: един ства, симметрии, пропорциональности, вообще пра вильности отношения частей; второе видит главное условие красоты в идее, выраженной в чувствен ной форме, причем объект кажется тем значитель нее, чем красивее идея, им выражаемая; первое на правление легко впадает в эстетический формализм, второе — в реализм, забывающий что, идея, дабы производить художественное впечатление, нуждает ся в конкретном выражении. Различные определения красоты, встречающиеся в истории эстетики, все мо гут быть сведены к двум указанным направлениям. Так, Платон видит красоту в идее, в проявлении идеи в чувственной форме; Аристотель, наоборот, пола гает красоту в порядке, симметрии и ограничении. Плотин, давший превосходную критику формаль ной эстетики, стал решительно на сторону Платона и постарался определить различные ступени красо ты, начиная от низшей, чувственной, и кончая ду ховной, проявляющейся в деятельности человека. И, тем не менее, для понимания традиционного, национального идеала красоты, по нашему убежде нию, следует обратиться не к западной философской мысли, а к русской культуре, так как, по мнению B. С. Поликарпова, самобытность русской культуры, наряду с религиозностью и двоеверием (сочетанием христианской веры и прежних языческих обычаев) определяет примат эстетического момента над фи лософским («русские философы —это все писатели, художники. И „умозрение в красках" —это иконы») [29. С. 245-246]. В христианской культуре физическая красота приобретает негативные коннотации как связанная с дьявольским соблазном. (Ср. у Л. Толстого: добро знаменует победу над страстями, тогда как красо та — потакание им; поэтому она есть зло). В то же время разрабатывается концепция красоты как от ражения духовности, проявления божественного на чала. У Василия Великого сказано: «Кто в светлую ночь созерцает внимательным взором дивную кра соту звезд, невольно помыслит о творце мира, столь дивно разместившем и украсившем небо вечными цветами, давшем ему эту красоту и правильность; невольно должен помыслить, каков же должен быть вечный незримый нам мир, если столь прекрасен со зерцаемый нами мир, тленный и преходящий» [33. C. 191]. Основа философии Ф. М. Достоевского, более всех приблизившегося к «состоянию русской души» [19. С. 89],—вера в человека, в чистоту его серд ца и глубокое убеждение, что спасение от всех зол жизни в нашей власти; надо только исполнить еван гельскую заповедь: возлюби ближнего как самого себя [15]. По определению А. И. Кирпичникова, Ф. М. До стоевский, не придает никакого значения изяществу формы, не интересуется физической красотой и гар монией, не хочет видеть и красоты в природе, и все силы своего ума и воображения устремляет исклю чительно на выяснение правды, как он ее понимает. Правда для него настолько выше всего остального, что он не отдаст малейшей ее частицы за всех Апол лонов Бельведерских в мире [15]. С точки зрения Д. С. Мережковского, трагизм «рационализированного мира» обострился оттого, что мир забыл Мать, исходя из этого, и следует трак товать слова Ф. М. Достоевского о том, что «красота спасет мир»: не красота спасет мир, а любовь, веч ное материнство, Вечная женственность [22. С. 363]. В целом же, Ф .М . Достоевский хочет показать обществу его грехи и ошибки и направить его на новый путь, путь «любви и правды» [15]. Подтверждение такого этнодифференцирующего понимания красоты можно найти и в русской на родной философии. Так, например, В. И. Даль опре деляет красоту как «свойство прекрасного, отвле ченное понятие красивого, изящество. Соединение истины и добра рождает премудрость, во образе красоты. Красота лица, пригожество. Красота сло ва, изящество выражения. Красота прах, а воров
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz