Киселев, А. А. Как жили и сражались мурманчане в войну: менталитет северян в 1941-1945 годах / А. А. Киселев. - 2-е изд., доп. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2005.

Тогда один из самых опытных оперативников Мурманска М. Г. Губа рев решил выслеживать и задерживать преступников с поличным во время тревог. Официального разрешения он так и не получил. Но, занимаясь «са модеятельностью», задержал за одну неделю девять квартирных воров58. И в заключение —о письмах. Общепринято, что наиболее распространенной формой общения во вре мя войны была переписка. Мы частично касались этого вопроса в разделе о связи и транспорте, но здесь вернёмся не к внешней стороне этой проблемы, а к внутренней. Но сначала попытаемся ответить на два вопроса: почему эпистолярный жанр в войну был необходимым элементом ментальности человека, и по каким направлениям шёл поток писем. В сороковые годы XX века люди не знали компьютеров и Интернета, не существовало такого мощного средства общения и информации, как те левидение. Радио давало только одностороннюю информацию —от себя, в основном сверху вниз. А людям надо было знать, живы ли родственники, доехали ли благополучно до места назначения эвакуированные старики, жёны и дети... Те же, что жили в тылу, хотели узнать —жив ли их сын или отец, брат или просто знакомый, о чём думает и беспокоится. И на многие из этих вопросов могли ответить только письма. В основном письма шли из тыла на фронт. Но были и другие потоки: с фронта во флот (брат писал брату, другу, земляку), с одного фронта на дру гой. Но так как дислокация воинских частей часто менялась, дивизии часто перебрасывались, более надёжной связующей всех точкой был адрес роди телей или иных родственников в тылу. Как мы уже говорили, большинство личных писем было небольшим посланием по формату (один тетрадный лист бумаги); без конверта, сло женный треугольником, без марок, но со штампом полевой почты. Для всех таких посланий характерны две особенности: элемент само- цензуры (как бы не «сболтнуть лишнего», не навредить себе и родным) и стремление не волновать близких (отсюда часто шло приукрашивание сво его положения, быта, преуменьшение опасностей и т. д.). И все же чувство обреченности нет-нет да проскальзывало. Вот письмо лейтенанта Слепушенко (оно хранится в фондах областно го краеведческого музея), отправленное жене в первый день войны: «Сегодня 22 июня 1941 года. В 12.15 я слушал последние известия тов. Молото ва. Теперь и мне все ясно. Дорогая Клавочка, прощай, может я больше не вернусь, судьба человека впере ди, но прошу единственное, не забывай меня, будь верна, как и была. Я очень буду тебе благодарен». 432