Киселев, А. А. Как жили и сражались мурманчане в войну: менталитет северян в 1941-1945 годах / А. А. Киселев. - 2-е изд., доп. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2005.

ну, Раю Полякову, Лизу Герм, Таню Черничкину, Иру Вейс —дольше всех прожила Елена Александровна Долгова (Селиванова). Это о ней журналис тка Зинаида Сенько недавно писала: «...Они для нее —Шура, Ира, Рая... На всю жизнь. Как на войне. Она круто меняла характеры, снимала ржавчину, очищала души. Сандружинницы были там, где рвались бомбы, где умирали люди. Елена Алек сандровна из-за волнения не могла рассказывать, она открыла 63-ю страницу (речь идет о книге Е. Д. Владыкиной), читайте! Шура Гунина увидела раненого. Он лежал на животе. Шура осмотрела его. У мужчины был перебит позвоночник, раздроблен таз. Сломанные кости выступали наружу. Как спасти человека? Как за него взять ся? Чем перевязать его? Человек был в сознании. Когда Шура склонилась над ним, он прохрипел ей: “Не убивайся, девочка! Мне уже помочь нельзя... Дайте умереть спокойно!” Сандружинницы не послушали его. Отправили в госпиталь... “По дороге он держал руку сопровождающей его Веры Полюсовой, а та читала в его тускнеющих глаза, как жалеет он ее, почти девочку. Ей бы учиться в школе, а не ездить в сани тарной машине, не видеть крови, не закрывать глаза умирающим, не оплакивать молодых и сильных, рожденных для украшения жизни”. А они привыкли. Зенит ный огонь, разрывы бомб на них не производили большого впечатления. Они бро сались помогать. Слезы застилают глаза храброй сандружинницы, но вот, собралась с духом и заговорила о себе. Когда кассеты с зажигательными бомбами стали разламываться над улицами Ленинградской и Профсоюзов, она с работницей горисполкома Шу рой Ивановой находилась в исполкоме. Отвечала за охрану и спасение секретных документов. Собирала и упаковывала. В это время рушились балки. Горели здание Госбанка и недостроенный кинотеатр “Родина”, горела сама земля. К счастью, де вушек удалось вывести, следом рухнули потолки. — Очнулась, и —опять под бомбы —скажет об этом эпизоде. —18 июня 42-го горело все: дома, телеграфные столбы, все, что было на земле, казалось, даже камни горели. 19 июня опять бомбили Мурманск. У входа в сборный пункт обрушилась стена. Мне помяло ногу, а Маше Макаровой зацепило голову. Подоспела “Ско рая”, перевязали нас. Хотели в больницу отвезти. Пока другим помогали, мы уже в строю были. Молодые. И опять слезы. Перекидывает страницы большого альбома. Летопись послево енных лет. Елена Александровна дрожащей рукой тычет в фотографии и пригова ривает: “Людмилы Русаковой нет, Саши Гуниной нет... нет, нет, нет...” Печальный финиш. Слова “нет”, как удары скорбного колокола»9. А сама героиня этого очерка, Е. А. Селиванова-Долгова добавляла: «Я работала в горисполкоме. Председатель Иван Петрович Евдокимов, он же возглавлял городской комитет обороны, услышав об этом (речь шла об уходе в ар мию. — Авт.), цыкнул: а здесь кто будет? Страх как будто ушел. Но смерть каждый день смотрела в глаза. 339