Киселев, А. А. Гулаг на Мурмане : репрессии 30-50-х годов XX века на Кольском полуострове : очерки / А. А. Киселев ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т. - Мурманск : Мурманский государственный педагогический университет, 2008.

ственного характера всегда были выше всего остального. Не было тогда в лагерях и четкой дифференциации по тяжести пре ступлений и числу судимостей. Некогда было разбираться: маховик ре прессий набирал обороты. Редактор «Хибиногорского рабочего», журна лист и писатель Анатолий Васильевич Горелов вспоминал: «Доносы сгубили. Валили, как из канализации: кто на комнату за рился, кто на должность. Арестовали меня 11 марта 1937 года». А супруга Роза Рафаиловна дополняла: «Были мы в гостях у моих родителей. Возвращаемся - машина у подъезда. Чего бы ради? Но спокойно поднялись по лестнице, стали от крывать дверь, а к нам несколько серьезных мужчин: “Горелов?” - “Горе лов”.—“Пройдемте в квартиру, вот ордер на обыск и арест”. Обыскали все. Многое забрали. Книг больше всего жалко —библио теку мы любовно подбирали. Комнаты опечатали. Анатолия Ефимовича увезли, а я, не чувствуя под собой ног, кинулась в райком. Секретарь уг рюмо бросил: “Разберутся”. Через два месяца он же мне сообщил, что Го релову дали десять лет, и отпаивал меня после обморока. Потом и его аре стовали». В конце 1940 года на свидание с отцом, сидевшим в ИТЛ на станции Пинозеро, приехал молодой тогда, а ныне широко известный писатель Юрий Нагибин. Вот его воспоминания об этом: «За окном бежали сопки, поросшие карликовыми соснами, промелькнула станция Полярный Круг, скоро и мне сходить, а я все не могу поверить, что эти дали, снега, вся эта чужеродность обернутся отцом. С такими ощущениями, будто играю в какую-то странную игру, вы волок я чемоданы в тамбур и, когда причалил к маленькой, занесенной снегом платформе, спрыгнул вниз... Мы двинулись широкой санной доро гой к темнеющим невдалеке постройкам. Кругом была пустота, немного солнца и низенькие, разбросанные там и сям строения. Ничего грозного, зловещего или хотя бы странного. А потом я приметил словно бы нитку, по которой бегал солнечный луч. Нитка была натянута между нами и ближайшими строениями; при глядевшись, я увидел над этой ниткой другую, затем еще и еще. И вдруг весь простор засверкал тоненькими нитями-бликами. Эти блики забегали, заиграли и спереди, и справа, и слева, и дальше, вон у тех сопок, и за той карликовой рощицей сосен-лилипутов. С нашим приближением нити очернялись, и их оказалось более десятка, туго и тесно натянутых одна над другой, и уже видно, что это вовсе не нити, а проволока с шипами колю чек, и колючая эта огородка со всех сторон охватывает строения, на кото рые мы держим путь. И тут, наконец, я понял, что весь простор, как шах матная доска, разграфлен на квадраты колючей проволокой, что передо мной во все концы простиралась гигантская клетка». 26