Киселев, А. А. Двадцать пять исторических портретов деятелей XX века на фоне Кольского Севера : от императора России Николая II до президента СССР М. С. Горбачева. В 2 ч. Ч. 1 / А. А. Киселев ; Мурм. гос. пед. ун-т. - Мурманск : Мурманский государственный педагогический университет, 2010.

вовал он часто импульсивно, и лавировал так, что трудно порой было по нять, чего же хочет, чего добивается. Все так. И все-таки этот человек за служивает объективной оценки, в которой должны быть отражены как сильные, так и слабые стороны его характера, деятельности, поступков. В ходе революции, особенно на ее первом (буржуазно-демокра- тическом) этапе, Керенский был активнее и смелее многих тогдашних во ждей. 28 февраля 1917 г. он прямо заявил, что «весь народ сейчас заключил один прочный союз против самого страшного нашего врага, более страш ного, чем враг внешний, против старого режима», а 3 марта, выступая на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Керен ский говорил: «Товарищи! Доверяете ли вы мне? Я говорю, товарищи, от всей глубины моего сердца, я готов умереть, если это будет нужно. Товари щи, ввиду организации нового правительства, я должен был немедленно, не дожидаясь вашей формальной санкции, дать ответ на сделанное мне пред ложение занять пост министра юстиции. Товарищи, в моих руках находи лись представители старой власти, и я не решился выпустить их из своих рук... Товарищи, время не ждет, дорога каждая минута, и я призываю вас к организации, к дисциплине, к оказанию поддержки нам, вашим представи телям, готовым умереть для народа и отдавшим всю свою жизнь народу». Став министром юстиции, Керенский, будучи представителем пар тии трудовиков, а затем эсеров, активно выступал как против левых (боль шевики и поддерживающая их часть Петроградского Совета), так и правых (представители буржуазных партий: монархисты, кадеты, октябристы, прогрессисты и т.д.). Но при этом он все время держал нос по ветру и при любом кризисе (апрельский, июньский, сентябрьский) делал карьерный шаг в свою пользу. Вот что записала 14 (27) марта 1917 г. в своем дневнике писательни ца Зинаида Гиппиус: «Часов около шести нынче приехал Керенский. Мы все с ним неудержимо расцеловались. Он, конечно, немного сумасшедший. Но пафотически бодрый. ...Керенский - тот же Керенский, что кашлял у нас в углу, запускал попавшийся под руку случайный детский волчок с моего стола во время какого-то интеллигентского собрания... Тот же Керенский, который недав но говорил речь за моим стулом в Ред. Фил. соб., где дальше за ним стоял во весь рост Николай И, а я в маленьком ручном зеркале, сблизив два лица, смотрела в них. До сих пор они остались у меня в зрительной памяти - ря дом. Лицо Керенского - узкое, бледно-белое, с узкими глазами, с ребяче- ско-оттопыренной верхней губой, странное, подвижное, все - живое, чем- то напоминающее лицо Пьеро. Лицо Николая II, спокойное незначительно приятное, с красивенькой мертвечинкой (и, видно, очень схожее). Доб рые... или нет, какие-то “молчащие” глаза. Он был —точно отсутствовал... Сегодня - это все тот же Керенский. Тот же... и чем-то неуловимо другой. Он в черной тужурке (министр-товарищ) как никогда не ходил раньше. 47