Иванова, Л. Катарсис пустоты : (роман В. Пелевина "Чапаев и Пустота") / Л. Иванова // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. орг. Союза Рос. писателей ; [гл. ред. Б.Н. Блинов]. – Мурманск, 2001. – № 7.

Людмила ИВАНОВА в о сприним а е т Пустота смахив ающе го на «обустроителя России» С о лж е н и цы н а бо р о д а т о г о т а к с и с т а в пиджаке , «покроем напоминающего военный френч, вроде тех, которые любило носить большевистское начальство». Пелевин недву смысленно намекает на то, что все озабоченные счастьем и п р о ц в е т а н и е м Р о д и ны д е я т е л и сш и ты по одному тоталитарному образцу. Меняются лишь формы правления: царизм, социализм, демократия... Суть остаётся неизменной. Россия с упрямым постоянством танцует, что называется, от печки. Здесь всегда будет попахивать «достоевщинкой» и всем, как всегда, найдётся место «под солнцем»: и старухам — п р о ц е н тщ и ц а м , и п ь я н е н ь к и м м а рм е л а д о вы м , и в ы н аш и в ающ и м в г о л о в е к р о в а в ы е « т о п о р ны е » идеи раскольниковым... От всего этого можно только убежать. Именно так посту пает Пустота. Он бежит «к своим». Чапаев воспринимает встречу спокойно, как должное. Петру можно надеяться и на внимание Анны. Об этом женском образе стоит сказать особо. В нём переплелись черты многих литературных и реально существующих героинь начала XX века: Прекрасная Дама, Незнакомка, Ж енщин а —Комиссар, Анна Ахматова, Лариса Рейснер... Образ Анны в романе Пелевина — квинтэссенция всего того — пусть иллюзорного! — что заполняет пустоту мужской души, волнует плоть и воображение. Красавица и умница, она, как и «дядя» её Чапаев, и т аинс тв енный барон Юнгерн, непостоянна, изменчива. Анну — её слова и поступки — нельзя предугадать, к ней нельзя привыкнуть, она неузнаваема, как и положено Тайне и Красоте... Итак, Пётр Пустота «кидает» «конкретный» (модное нынче слово) мир Москвы начала 9 0—х годов в самом ра з г ар е п р о и с х о д ящ и х в нём д е м о к р а т и ч е с к и х п р о ц е с с о в . Не п р и н и м а е т у ч а с т и я в с т р о и т е л ь с т в е н о в о й с о ц и а л ь н о й действительности. И это, что ни говори, к а к - т о не по -н аш ем у . Вся русская литература так или иначе взывала к чувству ответственности и причастности. Есть у нас у всех некое мерило правды сиречь справедливости. Имя ему — народ. Никто из отечественных властителей умов не сумел и не посмел 336