Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

думываемся мы, не это ли предчувствуем, и когда вчитываемся в извест ные пьесы Чехова—«Иванов», «Три сестры», «Дядя Ваня»... Творчество Петрушевской по праву называется критиками «по- ствампиловским». Бессмысленность как быта, так и бытия становится уже как бы сама собой разумеющейся. Тупик не только угадывается: в него уже, если можно так сказать, давно и прочно уткнулись лбом. Что делать? В слепом порыве разбивать о «стенку» голову? Сходить с ума? Где выход? И вот тут на помощь приходит прием детской игры или легкого на мека на него. Каждый отдельно взятый рассказ Петрушевской может оше ломить своей беспросветностью, но учет соседствующих рядом рассказов или просто прорывающаяся чуть заметно ирония названия, финала, мимо ходного авторского замечания позволяет не только «не свихнуться» от ужаса, но даже и улыбнуться. Рассказы Петрушевской из книги «По дороге бога Эроса» (не говоря уже о полном ее творческом багаже —пьесы, сказки, поэмы и др.) застав ляют вспомнить озорство одареннейшего «Шута» Даниила Хармса. Пет рушевская в меньшей степени смешит читателя чистыми парадоксами и анекдотиками, но она порой достигает той степени остроты и внешней «циничной» бесстрастности, что основной формой защиты, своего рода проявлением инстинкта самосохранения может стать только смех. Не случайно неопытные (чаще всего молодые, или напротив, пожи лые люди) теряются при оценке таких рассказов, как «Медея», «Гигиена», «Луна» и т.д. Мучительно сопереживать или смеяться? Верить всему или принять рассказанное за лукавый розыгрыш? Даниил Хармс смеялся в условиях, когда смеяться было практически невозможно или крайне опасно. Он доводил все окружающее его до пол ного абсурда. Это был смех над пропастью как безрассудное, но гениаль ное игнорирование ее. Петрушевская тоже фиксирует пустоту, отсутствие перспективы (самый пронзительный рассказ «Смысл жизни»), по сути «живую» смерть. И смех возможен уже не как исправление нравов (на это вслед за Гоголем, может быть, надеется Вампилов), а как реакция —просто так, нервы не выдерживают, не плакать же сверх отпущенной самой при родой меры. Примеры, подтверждающие вышесказанное, могут быть взяты из любого рассказа. Пересказ каких-либо парадоксальных или ошеломляю щих эпизодов, боюсь, станет не только затянутым, но и малоубедитель ным. Особенность прозы Петрушевской в том, что каждый ее короткий рассказ (а именно они отвечают отмеченной характеристике - «шок», вы зывающий и ужас, и смех) воспринимается только целиком и достоин пол ного цитирования. Ирония Петрушевской —тема специального исследования. Ограни чимся лишь тем, что отметим ее, не упустим из виду при разговоре о дей ствительно глубинных достижениях самобытной прозы. 94