Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

может, «хоть слово сказать отчетливо, хоть матом послать»'. Более других Митишатьев ненавидит таких, как Одоевцев. Добиваясь первенства, Ми- тишатьев становится духовным совратителем Одоевцева, своего рода Ме фистофелем при современном Фаусте. Ведь если «падет» Лева, то есть окажется такой же сволочью, как все, значит, Митишатьев —самая высшая духовная точка века, и ему все подвластно. Но Одоевцев не то, чтобы по коряется Митишатьеву, а ведет себя как-то непредсказуемо. Он вроде и трапезу с ним делит, и безумствует вместе на набережной, и яд речей по зволяет в себя влить, а в итоге «своим» не оказывается. В бешенстве Ми тишатьев упрекает: «Из-под всего выкручиваешься. Все объяснишь по- своему и успокоишься. А если не успокоишься —то мучиться и страдать начнешь, таким мировым упреком, что, кажется, убил бы тебя собствен ными руками...»2. Митишатьев чувствует: на уровень Одоевцева ему не подняться. Одоевцев догадывается: всегда есть шанс встать на ступень ниже, подать Митишатьеву руку как равному, с радостью раба пожать и им протянутую руку. В чем Одоевцев выше своего недруга? В том, что дается человеку даром - в потомственном аристократизме духа В нем, забрызганном гря зью эпохи, неистребим благородный порыв к высоте и вере. И чем естест веннее ведет себя Одоевцев, тем настойчивее и небезобиднее искушает его Митишатьев. Разогретый водкой и гневом, бывший приятель под ытоживает: «Жить мы на одной площадке не можем - вот что! Может, это и есть классовое чутье? Или нет, это, наверно, биология. Ты думаешь, я те бе не даю покоя? Нет, нет! Ты! Я не могу, пока ты есть. Ты неистребим»3. Не разговор ли это Левы со своим вторым «я», не упреки ли самому себе: «Ты не можешь восстать, ты стал таким же рабом, как я...»4Вспомним, что именно после этих слов летят в воздух листы своей и чужих диссертаций, бьются стекла в шкафах, выкрикиваются ругательства, разбивается в драке друзей-врагов посмертная маска Пушкина (им кажется, что она единствен ная и настоящая, утром выясняется - на складе копий много). После обви нения в рабстве Одоевцев учиняет скандал, погром, переворот. В научных залах научного литературного института творится какое-то сверхдвиже ние, среди которого готова обнаружить себя сама истина В чем она? В от казе от молчания; Лев Одоевцев боялся признаться себе в том, что вместе с веком мало-помалу усваивал рабскую психологию молчания. Интуитивно, еще совсем зеленым аспирантом он чувствовал, что зло именно в этом, тютчевском завете —«скрывайся и молчи», то есть таи в себе свой пре красный мир, а людям дари лишь маску, награждая скупыми подачками информации от барских щедрот. Копи! Как несвойственна была эта ску 1 Битов А.Г. Пушкинский дом. - М.: Современник, 1989. - С. 303. 2 Там ж е .- С . 291. 3 Там ж е .- С . 299. 4 Там же. - С. 305. 72