Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

преданной любви к себе умной, но некрасивой Альбины. Порою он загля дывает на часок к простушке Любаше, частенько и не без удовольствия морочит голову хорошеньким институтским девочкам. Есть в том путаном почерке нечто от грустных печоринских забав: на душе - скверно, но быт, обстоятельства и нравы опутали так сильно, что не избежать уже пошлости в себе самом. Лева терпим к порокам своего века и до поры послушен его советам. Но есть нечто в отношениях Левы и Фаины, что заставляет ду мать о них как о роковых, предписанных им самой судьбою. Одоевцев лю бит Фаину слепо, но сильно, почти безысходно. Она - его женщина, мать его сына (об этом узнаем из «Фотографии Пушкина»), с ней связано все самое дурное и самое беззащитное, что в нем есть. Трудно, однако, представить, куда вывела бы героя судорожная кри вая его романа, не будь трехдневного испытания Левы дежурством в Пуш кинском доме. Ведь именно во время его - утром того дня, которому пред стояло завершиться дуэлью с Митишатьевым, Одоевцев увидел в окно (ему предстоит быть разбитьм вдребезги) Фаину, идущую по набережной под руку с незнакомым некрасивым, но обаятельным и — что нынче редко! - кудрявым человеком. Лева ревниво наблюдает за ними, боясь ока заться обнаруженным, и вдруг его осеняет мысль о том, что Фаина потому так прекрасна в эту минуту, что свободна. Волнуясь, он признается себе: «Счеты? Какие же у них могли быть счеты?.. Вот что! Просто я не позво лял ей любить себя. Не позволял. - Я люблю ее, просто люблю - и все. При чем тут я? И она —жена моя. Так»1. Благословляя свободный выбор своей любимой, он испытывает небывалый, удивляющий силой и новизной его самого приступ благородства. Происходит мучительное, но целительное высвобождение Одоевцева из-под требований эгоизма думать прежде все го о себе. С ним в очередной раз сбываются слова деда: «В основе ума ле жит незнание... Жизни нет там, где она уже была, и не надо ту жизнь, ко торая была когда-то или которая есть где-то, искать сейчас и здесь. Здесь и сейчас —это именно здесь и сейчас. Другой жизни нет!»2. Важно увидеть мир таким, каков он в данную минуту, и ощутить всю полноту близости с ним или отторжения от него. Предельно объективизироваться, сохранив при этом себя, начать ясно видеть и все понимать —вот цель, вот свобода! Стать духовно независимым —значит обрести точное видение мира и по знать весь диапазон дарованных тебе чувств. Пушкинский идеал —в раско ванности мысли, жеста, поступка. Исполненная знаний и богатая эмоция ми личность поступает так, как хочет! И при этом не нарушается гармония «божьего мира», а умножается, облагораживается умной реакцией свобод ного человека на жизнь. Действительность же 70-х гг., в которой разворачиваются события 1 Битов А.Г. Пушкинский дом. - М.: Современник, 1989. - С. 221-222. 2 Там же. - С. 79. 67