Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

евцева? И пусть герой не достигнет этого лучезарного предела, но успех уже в том, что он узнает о нем и им начнет измерять свою конкретную, од нажды данную ему жизнь. Конечно, происшедшее с героем в романе мож но традиционно назвать столкновением характера со средой. Но это не со всем точно определяет то, что случилось с Левой. Неверно и излишне прямолинейно было бы судить о романе Андрея Битова как о рецепте обретения смысла жизни и веры в собственное даро вание. Он - о духовных мытарствах интеллигенции XX века, которая, пройдя через множество «ловушек» и «капканов», дезориентирующих ее ум и душу, смогла-таки (или это опять очередная ловушка?) отличить зер на от плевел, посметь сказать правду себе и о себе, не солгать хотя бы в итоге своей судьбы, назвав грязное —грязью, а безликое - пустотой. В начале своего пути Одоевцев не готов к восприятию жизни такой, какова она есть. Лева дезориентирован своим благополучным детством, легкой учебой в институте, беспрепятственным поступлением в аспиран туру. «Очень способный мальчик», он свободно рассуждает на любые фи лологические темы, не вдумывается в перипетии отношений между члена ми своей знаменитой в истории культуры России семьи, в которой он, по едкому замечанию автора, «был скорее однофамильцем, чем потомком». Будучи школьником, Лева сделал доклад, в котором осветил «всего Пуш кина» и искренне не знал, что «может требоваться еще на пути, который так легко ему распахнулся и предстоял» . Потребовалось, однако, многое. Время, обстоятельства жизни и роковые случайности ввергли Льва Одоев- цева в тот стремительный круговорот само- и миропознания, в результате которого он обрел религию, веру, лицо. И это случилось именно с ним - потомком знаменитого аристократического рода, возросшим на «вытоп танной почве» современности конца 50-х —начала 80-х гг. нынешнего сто летия. Он начинает, как все, как любой, как каждый. Юноша Одоевцев го тов разделить участь большинства представителей своего поколения. Внешне он ничем не отличается от праздно настроенной университетской молодежи 50-х гг.: брюки заужены по моде, но не больше дозволенной мерки. «Дозволенность» - одно из ключевых понятий битовского романа. В дозволенности, в рьяном усвоении ее масштабов, в добровольно возло женном на себя ее бремени, в ликовании по поводу разрешения прежде не дозволенного миллионы людей будут видеть и высокий смысл, и торжест во справедливости. Поколение Льва Одоевцева вполне утешено свободой «ничего-не-делания». «Время болтало, и люди всплыли на поверхность его и счастливо болтались в нем, как в теплом море, дождавшись отпуска, - умеющие лежать на воде»2. Не пушкинская «свободная стихия» заполнила 1 Битов А.Г. Пушкинский дом. - М.: Современник, 1989. - С. 15. 2 Там же. - С. 26. 63