Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

традицией соотносить своё эгоистическое «я» со всенародной точкой зре ния Пелевин? Радикально обошёлся. Не сказать, чтобы проигнорировал оконча тельно, но акценты расставил весьма нестандартно. Его интересует живу честь русского хамства. Сквозным символом непотопляемого невежества становятся в романе фигуры Жербунова и Барболина. Они и матросы Балтфлота, и санитары психбольницы № 17. Есть в их лицах заштампован ная русской литературой узнаваемость. Посмотришь на этих носителей на родного «самосознания», и кажется, что «вот есть где-то большой и зага дочный мир, и сколько в нём непонятного и влекущего, и не то, что всерь ёз надеешься туда попасть, а просто тянет иногда помечтать о несбыточ ном». Воссоединиться же с Жербуновым и Барболиным духовному чело веку не только невозможно, но и опасно. У них своя, раз и навсегда данная им функция: репрессивно-охранительная. Они, как и все оболваненные пропагандой «красные ткачи», только марионетки, управляемые опытны ми кукловодами, любителями фигурной лепки из послушного воска. Из века в век разного толка «птицы-говоруны» внушают им то, что они что-то значат в Истории, а потом бессовестно бросают на амбразуры. Пелевин, как и все мы, исторически принадлежащие к судьбе «красных ткачей», ис пытывает горечь от того, «что все эти обманутые с детства люди» никогда не очеловечатся, останутся только средством достижения другими полити ческих целей. Ничем не лучше участи рядовых революционных матросиков участь современных Колянов и Шуриков. Их удел —беспрестанно ругаться (слова, кроме матерного, им не дано), пить горькую, дуреть от наркотических гри бов. Всероссийское мельтешение даже не людей, а просто «крохотных корчущихся существ» напоминает трагедию горящего муравейника. И не кому объяснить этим несчастным тайну и печаль их пребывания в мире. До них нет никому дела, и жизнь их по-своему (и совсем не в буддистском смысле) проходит как будто во сне. Сон - главная метафора романа Пелевина «Чапаев и Пустота». Сны выполняют сюжетную и композиционную функцию. В снах беспрестанно разговаривают обитатели палаты умалишённых. Во сне Пётр Пустота на ходит ответы на смутно тревожащие его душу вопросы. Сон —наше про шлое, настоящее и будущее. Снова, как во времена Блока, Россия ощуща ется поэтами как зачарованная спящая красавица. Когда она в очередной раз проснётся? И тут уж, как любили говорить чеховские «три сестры»: «Если бы знать, если бы знать...». 137