Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

манова чуть ли не так же загадочен, как и у Пелевина. В главе, которая на зывается «Биография», читаем: «Мне (комиссару Клычкову. - ЛИ. ) Чапаев рассказывал < ...> верить ли —не знаю. Во всяком случае, на иных пунктах берёт меня сомнение, например, на его родословной, - очень уж явственно раскрасил. Мне думается, что в этом месте у него фантазия, однако же пе редам всё так, как слышу, отчего не передать? Вреда не вижу, а кому захо чется точно всё установить, пусть-ка пошатается по тем местам, про кото рые говорю, - там у Чапая и друзья, и родственные люди. Они порасска жут, верно, немало про жизнь и борьбу своего командира». Не по этому ли «адресу» и отправилась фантазия современного автора Виктора Пелевина? И ещё одно меткое замечание из романа Фурманова не могло не зацепить внимание создателя нового Чапаевского «мифа». Речь идёт о том, что, по мнению Клычкова, из взрывного командира, на самом деле, «как из воско вого», можно «создавать новые и новые формы —только осторожно, умело надо подходить к этому, знать надо, что < ...> он примет, чего сразу не за хочет принять». Фурмановский политрук-идеолог чувствует себя вправе манипулировать человеком-легендой. Это ему не очень-то удаётся. Та лантливый командир сохраняет свою оригинальность, всегда оставаясь для окружения «подарком», сюрпризом и тайной. Таким вот до конца «не вы лепленным» по строгим партийным законам скроется фурмановский Чапа ев в волнах Урала. В Урал как реку Абсолютной любви нырнёт и Василий Иванович из пелевинского романа. Того и другого героя роднит некий ореол таинственности и, как следствие этого, жгучий интерес к ним моло дёжи - вихрастых Петек. Но кто такой Чапаев, ни сейчас, ни в Граждан скую, понять, похоже, так и не сумели. Чапаев-гуру, впрочем, не без удо вольствия настаивает на том, что он «никто»: тень от лампы. Пусть «никто», но некоторые проповедующие им истины заслужи вают вполне конкретного применения не просто в философской, но даже житейской практике. Чапаев так или иначе учит отношению к жизни. А для этого необходимо выяснить, что представляет собой твоё «я». Пётр Пустота склонен к эгоцентризму. Оно и понятно - Поэт! Его беспокоит самовыражение, оценка окружающих. Чапаев осторожно подво дит юношу к мысли о том, что главное - уметь во всех ситуациях, какими бы критическими они ни казались, сохранять полное спокойствие. Безраз личный человек вне опасности, на него не обращено внимание ни друзей, ни врагов. Важно также заботиться о сохранении собственной формы, не дорожить привычными чертами и очертаниями. Вспомним, что главной метафорой романа «Чапаев и Пустота» ста новится метафора воска. Оппонент Чапаева, интеллигент-реформатор Ко- товский, азартно рассуждает о том, что формы, которые принимает разо гретый воск, изменчивы и, увы, непостоянны в своём кажущемся совер шенстве. Никто не уйдёт дальше «воска» - своей первичной природы, как бы ни пытался её формально улучшить, приукрасить. «Воск - всё, форма - 132