Иванова, Л. Л. Литературный перекресток : размышления о классике и современности : монография / Людмила Иванова ; Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т.

гой. У него иные представления о главных, определяющих мировоззрение человека вещах. Например, о свободе. Больше всего юноша ненавидит так называемую «тайную свободу». Родоначальником её считают, как известно, Пушкина. Вслед за Пушки ным, в конце своей сорокалетней жизни воспел её интеллигентный, но до нельзя саморазрушительный Блок («Пушкинскому Дому»). «Тайную сво боду» не спешит провозгласить панацеей от всех бед Пелевин. Вспоминается разговор Петра Пустоты с собирающимся в эмигра цию Котовским. Любитель кокаина и парижской жизни признаёт за рус ской интеллигенцией право на якобы внутреннюю автономию, когда чело век довольствуется тем, что он умён «для себя самого» и свободен внутри своего сознания. Пётр рассказывает Котовскому притчу о «тайной свобо де! На румынский лад. В ней метафорически точно вскрыт порочный смысл спасения русской интеллигенции в «пушкинском даре». «Тайная свобода» —это то же самое, что «подземный хохот» бедных румын, пря чущихся от набега кочевников в вонючих ямах. Да ещё вместе со скотом — козлами и баранами. Свобода не может быть тайной, она может быть толь ко полной! В этом Пётр Пустота не сомневается. Но жить с подобными воззрениями среди реальных людей в социуме перестроечной Москвы практически невозможно. У полной свободы есть своё пристанище. Она до конца и безраздельно познаётся только на просторах Внутренней Монго лии, да в волнах бескрайнего и бездонного Урала - реки Абсолютной люб ви. С Внутренней Монголией Петра познакомит властный и таинственный Юнгерн, посоветовавший поэту попробовать «оказаться в “нигде”» при жизни», а в Урал препроводит вездесущий Чапаев, уничтожив, правда, пе ред этим из глиняного пулемёта весь затвердевший в своих формальных очертаниях реальный мир. Так Пустота-поэт найдёт то, к чему давно уже готова была его душа. Встретится с теми, кто переориентирует и расширит его сознание. Он соз даст в своём воображении метафорическую Вселенную, которая примет его всего, растворит в себе его «я». Проводником истины станет Василий Иванович Чапаев. Имя для слуха советского человека более чем знакомое. Однако Пелевин значительно трансформирует образ легендарного героя Гражданской войны, превращая его по сути дела в буддистского Учителя, призванного нести свет. Разобраться в том, кто такой Чапаев Пелевина, пожалуй, важно и нужно. Хотя и непросто. А может быть, даже и бесполезно. Чапаев есть, и в то же время его как бы нет. Он и реальность, и иллюзия, и почти в булга ковском духе «галлюцинация»... Однако совсем не «молчаливая». Васи лий Иванович много и охотно говорит, учит, размышляет, пророчествует... И слушать его, признаться, немалое удовольствие. Он представляет собой того Гуру, который пришёл на смену школьным и университетским «зану дам», умеющим вести беседу только с заранее готовым идеологическим 130