Гутян, Ю. С. Боевой режим : [роман] / Юрий Гутян.- Москва : Эксмо, 2009. - 314, [1] с.- (Афган. Локальные войны) - (Афган. Неизвестная война).

проходной и, причем, самым наглым образом взимает дань с проходящих военнослужащих? И почему, собственно говоря, вас нет на своём месте целых полчаса в ночное время? Вот это уже я точно доложу, кому следует! — Ладно, ладно, товарищи офицеры, не шумите! Проходите, завтра разберёмся во всём, — поспешил замять конфликт дежурный. — Разберёмся…. Мы завтра первым бортом улетаем! — вдруг успокоился Серега. — Проверка по спискам улетающих первым бортом завтра в 6.30, а вторым бортом в 7.00. Вы в каких комнатах остановились? — Прапорщик что-то отметил в своём журнале. — Подъём в 6.00 вас устроит, или пораньше разбудить? — В шесть утра подъём нас вполне устраивает. За полчаса соберемся, — ответил за всех Степаныч. Не успели мы отойти от проходной, как оттуда послышался грохот и отборный мат. «Понял, понял! Больше не повторится! Но вы же сами говорили…», — обиженным плачущим голосом оправдывался боец. — Сволочи, на публику играют. Мне мужики говорили, прапор и этот пи…р в доле, — ворчал Серёга. — А представляете, пойдёт этот ворюга на дембель и будет дома втирать, как героически он нас охранял, или того пуще — исполнял интернациональный долг. Расскажет пару историй, подслушанных под дверями наших комнат, вот и получится очередной «герой апрельской революции». А ведь никто и сомневаться не будет: вернулся, отслужив два года в Туркестанском военном округе. Пойди, проверь, где он служил: в Афгане или на пересылке по чужим сумкам шарился! — Серёнь, не кипятись — проехали! — Степаныч, самый старший из вертолётчиков, оказавшийся командиром их звена, повернулся в мою сторону. — А ты где поселился? Оказалось, меня случайно определили на одну из двух пустовавших коек в комнате, где уже жили Степаныч и Серёга. Единогласно было решено «чисто символически» отметить нашу встречу и знакомство всем коллективом. Когда собирали на стол нехитрую закуску, я почему-то вспомнил Серёгины слова об интернациональном долге. В его интонации слышалась какая-то непонятная ирония и ещё что-то неуловимое. Для меня, прошедшего Суворовскую школу, слова «патриот», «интернационалист» ассоциировались с героями художественных фильмов «Офицеры», «Добровольцы», подвигами участников интернациональных бригад в Испании и подобных им. Хотя уже прошло уже семь лет, как сменил алые погоны и лампасы на голубые погоны, но до сих пор от этих слов веяло какой-то героической романтикой. А тут от настоящих, живых воинов-интернационалистов я услыхал их с пока непонятными для меня интонациями. Хотелось спросить, уточнить, но благоразумно решил разобраться сам, уже на месте. Первых два тоста выпили почти сразу, один за другим. Я даже закусить, как следует, не успел, как кто-то из вертолетчиков снова наполнил стаканы. — Между первой и второй перерывчик небольшой — чтобы и пуля пролететь не успела! — пояснил кто-то у меня над ухом и от этого стало немного неуютно: если пить с такими темпами, то меня на долго не хватит… Но после второго тоста все принялись закусывать уже обстоятельно, неспеша. Почему-то никто не