Гутян, Ю. С. Алихейль. «Боевые» глазами авианаводчика : повесть / Юрий Гутян. - Мурманск : Опимах; Полярный, 2010. - 334, [1] с. : ил., портр., фот.

180-го полка. Все правильно. Теперь основное внимание на посадку вертолета и погрузку. Погрузка раненных и убитых шла быстро. Сначала загру­ зили носилки с тяжелоранеными, потом на борт поднялись те, кто мог ходить сам, и, наконец, наступил черед тех, для кого этот полет из района боевых действий будет не крайним, а последним. К горлу снова подкатил ком, но на эмоции отвлекаться было не время. Юрий все внимание перенес на то, как идет погруз­ ка, что творится в эфире и, бросая короткие взгляды на бли­ жайшие и далекие склоны гор, отметил про себя четкие дей­ ствия погрузочной команды. Все-таки не зря он провел инструктаж. Памятуя его слова, солдаты и офицеры несли свой скорбный груз быстро, но ак­ куратно проходя перед кабиной вертолета. Молодые бойцы, сту­ пив под сверкающий нимб несущего винта, невольно вжимали головы в плечи и сбавляли шаг. Пыль и мелкие камешки —не­ избежные спутники посадки вертолета на необорудованную площадку, заставляли щуриться и задерживать дыхание. Рев двигателей заглушал голоса. Борттехник что-то пытался гово­ рить, но его слова только угадывались. Он продолжал пода­ вать команды и сопровождал их выразительными жестами. Много беды наделал заложенный «духами» фугас. Салон вертолета казался буквально забитым раненными и телами убитых. Фельдшер каким-то чудом умудрялся в этой каше де­ лать какие-то пометки в своем блокноте, проверять вложен­ ные под жгуты записки и бросал тревожные взгляды в сторону тех, кто был без сознания. Живые, веселые люди, не зависимо от воинского звания в один миг превратились кто в «трехсо­ тых», а кто и в «груз двести». Выполнив свою нелегкую работу, погрузочная команда бе­ гом вернулась на дорогу и, укрывшись за броней, жадно заку­ рила, отплевываясь от пыли и стараясь хоть как-то оттереть окровавленные руки. Что вертелось в голове у каждого в этот момент? Сумбур мыслей и чувств, которым имя —беда и горе. Чужой беды не бывает. И как не храбрись, а волей-неволей и промелькнет пугающая своей откровенностью мысль: «И меня так могут!» Конечно, от нее, кажущейся кощунственной, тут же отмахивались, чтобы не навлекать на себя несчастий или в уверенности, что именно с ним подобного не может такого быть никогда. Дай то Бог! Дай то Бог! 165