Фёдоров П.В. Норвегия - пионер освоения Русского Севера? Размышления по поводу выхода книги И. Аструпа. Живущие на Севере. - 2012. - Вып. 2, c.115-117.

димо, с приходом «паровых лесопильных заводов» И. Аструп и начинает для себя «эпоху ос­ воения», переоценивая тем самым роль Норвегии в истории Русского Севера. Подмена понятий здесь видна невооруженным глазом. Даже если считать норвежцев причастными к появлению лесопильного промышленного производства на Русском Севере, ни­ как нельзя их возводить в ранг «пионеров освоения». Во-первых, потому, что, как признает сам автор (и в этом заметно еще одно противоречие), из 40 лесозаводов, работавших в Архангель­ ской губернии в 1913 г., только 20 принадлежали иностранцам, среди которых были предпри­ ниматели не только из Норвегии, но и из Англии, Германии, Франции, Нидерландов, Швеции, стран Балтии. Половина всех заводов - это были российские предприятия. А во-вторых, поня­ тие «освоение» (не переводимое, кстати, буквально ни на один из европейских языков) означает гораздо более сложное и многогранное явление, чем создание промышленного производства. «Освоение» территории - длительный, многовековой процесс сближения живущего со­ циума с природным ландшафтом, в результате которого ландшафт «присваивается», делается «своим». В этом главное отличие понятия «освоение» от «колонизации», предполагающей пер­ вичные процедуры заселения чужеродного пространства. В советской историографии, правда, нередко использовалось понятие «освоение природных богатств», под которым подразумева­ лось обретение человеком способности управления природными ресурсами, но это определение уже подзабыто, в таком контексте не стал его использовать и автор рецензируемой книги. Если пользоваться логикой И. Аструпа, то «пионерами освоения» Северной Норвегии мы вправе назвать русских поморов, торговая деятельность которых в ХѴІІІ-ХІХ вв. признает­ ся среди самих норвежцев, по словам историка Эйнара Ниеми, «решающим фактором в созда­ нии жизненных условий и возможностей вдоль значительных участков северо-норвежского по­ бережья»2. Но стоит ли уподобляться примеру рецензируемой книги? Участие норвежцев в создании лесопромышленного производства на Русском Севере в действительности выглядит не началом процесса освоения, а сравнительно небольшим и, с уче­ том известного результата, все-таки изолированным эпизодом в тысячелетней истории россий­ ского освоения Беломорья, истоки которой уходят в эпоху Древней Руси ХІ-ХІІ вв. Если бы автор книги стремился к объективности, то он мог бы рассказать о тех пробле­ мах, которые возникали между владельцами норвежских лесопромышленных предприятий и российскими рабочими и вынудили заводчиков в конце концов уехать из России. Разве о прича­ стности норвежцев к процессу освоения русского Беломорья говорит петиция собрания рабо­ чих, направленная администрации завода Прютц 25 сентября 1917 г.? В ней сообщалось: «Мы, рабочие, очень возмущены вызывающими действиями предпринимателей, и если еще они не пойдут навстречу нашим законным требованиям, то все как один восстанем вооруженным вос­ станием и берем это революционным порядком вплоть до организации производства»3. Но вместо добросовестного поиска истины И. Аструп активно манипулирует доверием читателя. Так, под старинной фотографией Архангельска на 24-й странице книги дана авторская приписка: «Город являлся административным центром одноименной губернии, в котором про­ живало много иностранцев: выходцы из Скандинавии, Великобритании, но большинство из них были балтийскими немцами». Данный комментарий явно составлен с расчетом на неподготов­ ленного читателя, который может и не знать, что 94,6% жителей Архангельска по переписи 1897 г. считало своим родным языком русский4. Очевидные дефекты данной книги наводят на общие размышления о российско- норвежском взаимодействии в сфере исторических наук. Вспоминается 1992 г., когда вышел очередной номер норвежского журнала «Оттар», посвященный партнерским отношениям Рос­ сии и Норвегии. Это издание не оставляло сомнения о научном приоритете творчества норвеж­ ских исследователей, изучающих Россию. Но те времена канули в Лету. На фоне борьбы, которая развернулась в мировом сообществе за Арктику, заметно появ­ ление новых тенденций в норвежской историографии и диалоге норвежских исследователей с российскими коллегами. На смену идеям северной («Баренцевой») идентичности 1990-х гг. се­ годня стало проступать противоположное стремление к поиску асимметрии и подчеркиванию особого статуса Норвегии в полярных широтах. Хотелось бы верить, что данные тенденции в науке носят временный характер. Тради­ ции добрососедства и взаимоуважения рано или поздно должны возобладать в общем стремле­ нии найти историческую правду. 116