Фёдоров П.В. «Каждое время выдвигает своих историков»: беседа с профессором Алексеем Алексеевичем Киселёвым. 1921 год в судьбах России и мира: от Гражданской войны к послевоенному миру и новым международным отношениям. 2011, c.14-26.

тогда, что старшее поколение историков-сталинистов уже тормозит ход истори­ ческого познания? Киселев А.А. Период первых лет Советского государства после смерти Сталина в 1953 г. с легкой руки писателя и общественного деятеля (Ильи Эренбурга) назвали «оттепелью». Это потом кто-то из команды Алексея Аджубея приклеил ярлык «хру­ щевская». На самом деле этот период конца 50-х - начала 60-х гг. (Н.С. Хрущева сме­ стили в октябре 1964 г.) был годами пробуждения общества после забытья (или летар­ гии) при тоталитарном режиме. Оттепель означала, что зима со своими страхами, когда на любую голову мог в каждую минуту свалиться откуда-то сверху снежный ком или ледяная глыба, когда все жили в страхе, что милость «величайшего из великих» в любой момент может об­ ратиться в гнев, что эта жизнь вроде бы осталась в прошлом. В первые послесталинские годы (1953-1956 гг.) я учился в высшей партийной школе, штудировал материалы о борьбе с уклонами в ВКП(б) в 20-е гг. и никак не мог понять, где разница между правым и левым уклоном; чем «новая оппозиция» отлича­ лась от старой. И только много лет спустя я увидел, что шла борьба за власть между поднаторевшими в политике Троцким, Каменевым, Зиновьевым и осторожным Ста­ линым. Обстановка после смерти грозного грузина была почти аналогичной: за престол власти боролись Берия, Маленков, Булганин и хитрый Хрущев. И он дождался своего. Но вынужден был пойти на поводу у низов - согласиться с «оттепелью». А тут как раз вступило в политику, общественную и научную жизнь новое, по­ слевоенное поколение, к которому принадлежал и я. Так что я был просто примкнув­ ший к новому течению общественной жизни, был представителем той части населе­ ния, которая стала отрицать старое, тоталитарное, то, что было связано с репрессиями, всем негативом сталинской системы. Мы, краеведы, не занимались высокой политикой, мы стали расчищать авгиевы конюшни, которые в сталинское время были заполнены ложью, демагогией и фальси­ фикациями. И при этой черновой работе мы стали искать истину: что же в истории Мурмана советского периода в самом деле происходило. При Хрущеве все вдруг заговорили о свободе слова, об организации митингов и демонстраций, о ненужности цензуры, о демократии. Историки отреклись от «Кратко­ го курса ВКП(б)», стали сдавать в макулатуру 13-томное издание сочинений И.В. Сталина. Разрешалось писать о чем угодно и что угодно в пределах толкования генерального курса ЦК КПСС. Для исследователей открылись фонды архивов и спец­ храна библиотек, новые исторические источники показали, что не всё, что говорилось в сталинские времена, истинно. Я в ту пору не касался проблем общероссийского или тем более мирового харак­ тера. Я «копал свою яму» в анналах местной истории, изучая новые источники исто­ рии советского периода. Но нам нужны были и старые документы, до того скрывае­ мые исторические источники: первичные документы, характеристики, новые воспо­ минания выживших в лагерях репрессированных и т.д. Что касается той части Вашего вопроса, - сознавал ли я, что являюсь свидетелем целого процесса, приведшего к перелому в развитии отечественной истории, то скажу прямо и честно - не сознавал, да и сейчас не сознаю. Я честно делал свое дело - изу­ чал исторические документы, искал новые факты, стремился объективно оценить и 18