Дранишников В.В. «В начале жизни школу помню я...» Наука и образование. 2009, № 10, c.156-161.

158 Школа вчера, сегодня, завтра: с любовью, болью, надеждой.. Они ушли, плотно прикрыв за собой дверь. Как ни странно, класс даже не шумел, застыл в ожидании. Кто-то сказал: «Во, дают! Как в иностранном кино». Всем хотелось вскочить, открыть дверь и под­ смотреть, что же они там делают. Прошло всего 15-20 секунд. Дверь открылась, и «парочка» вер­ нулась в класс. Студентка так же мило улыбалась, а Сенька шел как ошпаренный. У него красными были не только щеки и шея, но даже уши. Выгля­ дел он смущенным, жалким, беспомощным. Учи­ тельница довела его до парты и как ни в чем ни бывало продолжила опрос. Мы еле дождались звонка, обступили «красав­ чика Смита» и, перебивая друг друга, засыпали во­ просами: «Ну, что там было? Что она тебе сказала? Ты почему стал красным, как вареный рак?» Сенька зло отвечал: «Да ни хрена она не ска­ зала! Что я вам, справочное бюро? Катитесь вы... подальше!». Растолкав нас, Сенька вышел в кори­ дор. На другой перемене мы изменили тактику: «Сень, а Сень, хочешь иностранную зажигалку? Се­ ня, у меня есть самодельная финка. Меняю амери­ канский фонарик на „тайну"». Но «красавчик Смит» был злым, молчаливым и «не кололся». Лишь через несколько месяцев, когда был Но­ вый год, мы стащили дома у родителей несколь­ ко бутылок вина, выпили, немножко «окосели» и Сенька, перемешивая слова с ругательствами, «раскололся»: «Она, видно, чокнутая. Дворовая девка! Он п...одну руку положила мне на грудь и прижала к стене. Сильная! А второй рукой „шари- ла“ у ширинки. Нащупала мое „хозяйство" и сказа­ ла, скривив рожу: „Фи! Я думала, ты жених, а у тебя еще „женилка" не выросла!" —и вытолкнула меня в класс...» Мы дружно захохотали. Сенька взахлеб, со сле­ зами на глазах доказывал и даже показывал нам, «сосункам», какая у него большая и хорошая «же­ нилка», как здорово он умеет ею пользоваться. «Ме­ ня настоящие бабы любят»,—кричал он, но его уже никто не слушал. Все смеялись, повторяли слово «женилка» и в разных вариантах «показывали» друг другу, как объяснялись в любви студентка и «кра­ савчик Смит». Никогда еще так Сеньку не унижа­ ли. Он раскидал нашу компанию, расквасив Вань­ ке нос, поставив «фингал» Косте, и ушел, хлопнув дверью. С того дня и на всю оставшуюся школьную жизнь за Сенькой закрепилась новая кличка. За гла­ за мы его звали только «женилка». И даже тяжелые кулаки не смогли уничтожить унизительную клич­ ку. Вспоминая этот эпизод школьной жизни, я до сих пор для себя не уяснил: такой «оригинальный» метод воспитания возник спонтанно, как импрови­ зация студентки в процессе урока, или это была хорошо продуманная «домашняя заготовка», может быть, результат коллективного «творчества» прак­ тикантов? А, может быть, студентка, которая всего на несколько лет была старше Сеньки, сама была из «трудных» подростков и хорошо знала их психо­ логию. .. Любимый способ срывать уроки назывался «мычание». Совершенно неожиданно любому из нас могла придти в голову «идея» —«помычать». Ее все с энтузиазмом поддерживали. На очередном уроке, обычно при объяснении нового материала, как только учительница поворачивалась к классу спиной, чтобы писать на доске, начиналось друж­ ное мычание: м-м-м-м-м... Этот звук произносил­ ся тихо, монотонно, не раскрывая рта. Когда учи­ тельница поворачивалась к нам, звук прекращался. На 2-3 раз терпение учительницы кончалось, и она решительно заявляла: «Если Вы не прекратите это безобразие, я перенесу урок на шестой час, а в суб­ боту будет проведено родительское собрание». Угрозы всегда действовали на нас возбуждаю­ ще. Мы начинали дружно, громко мычать, не до­ жидаясь, когда училка повернется спиной к классу. Она наугад называла фамилию одного из «шуст­ рых» парней: «Синцов! Встань!» Тот вставал.—«Ты что, корова? Почему мычишь?!» —Синцов, улыба­ ясь «шесть на девять», с достоинством встает и по­ ясняет: «Это не я! Слышите?» —Класс тем време­ нем усиливает мычание.—«И потом, почему я ко­ рова, а не бык?» Реакция учителей на такое поведение была раз­ ная. Одни спокойно говорили: «Соскучились по контрольной? Отвечая на многочисленные прось­ бы „некоторых товарищей", проведем!» Раздавали листочки бумаги и с ходу придумывали задания. «Музыка» сразу шла на убыль! Плохих оценок бо­ ялись не только девчонки, но и некоторые парни. Другие садились за стол проверять тетради, небрежно бросив: «Проведем урок на шестом ча­ су». Самый неприятный для класса вариант разви­ тия событий, когда выведенная из себя учитель­ ница звала на помощь директора или завуча. Ад­ министрация, в нашем понимании,—люди особого, высокого ранга. Это —реальная власть, которую мы признавали. Именно они решали самые главные во­ просы: вызов на педсовет, на общешкольное роди­ тельское собрание, временное исключение из шко­ лы, оформляли письма на производство родителям. Когда входил директор или завуч, все смолкали. Администрация нотации не читала. Звучала обыч­ ная фраза: «Выявить зачинщиков и направить ко мне. Урок провести после уроков и наказать остав­ лением в классе на седьмой час». Такой метод наказания в учебниках педагогики не значится. Это «открытие» мурманских учителей 50-х годов. Суть его: за серьезное нарушение дисци­ плины класс оставляли на шестой и даже седьмой урок. Час или два часа подростки, и тот кто виноват,