Дранишников, В. В. В оккупации : [воспоминания] // Наука и образование. – 2005. – № 6. – С. 118-120.

В.В. ДРАНИШНИКОВ В ОККУПАЦИИ ...Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек. Из "Памятки немецкого солдата", которой снабдили всех отправленных на Восточный фронт солдат и офицеров гитлеровского вермахта О оккупации я был маленьким. Не много сохранила память о том времени. Но это то, что осталось в памяти, осталось навсегда, до конца жизни. Давно и безуспешно пытаюсь понять, как память маленького ребенка сохранила происшедшее в оккупации. В юношеском возрасте я часто видел эти события во сне. Просыпался от страха в волнении и тревоге. Очень радовался, когда до меня доходило, что это лишь сон, горькое воспоминание раннего детства. Каждый раз после такого сновидения долго не мог уснуть. Может быть, это не только мои воспоминания? В сознании эмоционального ребенка запечатлелись яркие волнующие рассказы мамы, родственников, соседей, услышанные в самом раннем детстве, и трансформировались в память, сознание, как виденные мной реалии жизни. Не знаю. Но в одном я убежден: это было, и это было именно так... Первые впечатления войны: страшный взрыв, звук выбитых стекол и падающая с потолка штукатурка... Молитва перепуганной бабушки: "Господи, спаси нас, грешных..." Потом как в художественном фильме на широкоформатном экране: отступающие, разрозненные небольшие группы наших красноармейцев. Измученные, часто с кровавыми грязными бинтами, резкий запах пота. И еще ощущение у всей семьи животного страха и безысходности. Мама набрала в колодце ведро воды, выставила у дома вместе с черпаком. Иногда пробегающие солдаты жадно пили холодную воду. Некоторые выливали воду за шиворот расстегнутой гимнастерки, на которой белели пятна соли... Когда стрельба усилилась, мы спрятались в подвале дома. Сидели долго. Вылезли, услышав, что в дом ввалились "гости". Вся деревня заполнилась "лающими" на немецком языке голосами, громким хохотом, звуками губных гармошек. Где-то завели патефон с бодрыми победными маршами. Но самое страшное было не это. По деревенской улице часами нескончаемым потоком шли войска: машины, военная техника. Точнее не шли, а двигались на машинах, мотоциклах, велосипедах. Экипированы "с иголочки". И наши постояльцы, человек десять, которые заняли комнаты, переселив нас, маму, меня с братом и бабушку, в маленькую кухоньку, были здоровые, высокие, сытые, грубые молодые мужики. Они не сомневались в близкой победе. У всех женщин было общее мнение: "Разве такую силищу осилишь..." Осмысливая те годы, я думаю, что главная особенность жизни на оккупированной территории заключалась в отсутствии гарантии человеческой жизни. В любой момент взрослого и ребенка по любой причине и без всяких причин, без суда и следствия (эти понятия не существовали в отношении местного населения) можно было убить. Это стало так естественно, обыденно, что никого даже не удивляло. Приведу несколько примеров. Первый самый грустный и постыдный для меня. Но "из песни слов не выкинешь". Я узнал вкус конфеты в три года. Это была немецкая конфета, очень горькая конфета... В тот год зима свирепствовала. Казалось, погода соревновалась в жестокости с людьми в шинелях мышиного цвета. Почти ежедневно фашисты выгоняли жителей деревни на расчистку дороги. Однажды к нам в дом пришел староста с немецким солдатом. За окнами мела пурга. Все бы ничего, работать, так работать. Силе нехотя подчинялись. Да вот война застала нас на Украине в одежде летних отпускников. Пальто, валенки и другие теплые вещи - все осталось в Мурманске. Зимовать мы не собирались... Услышав во дворе чужие голоса, мама решила схитрить. Строго настрого наказав мне и брату молчать, она спряталась в бельевом шкафу. Бабушка встретила непрошеных гостей заискивающими причитаниями: "Нет хозяйки, миленькие, нет, с утра ушла дров подраздобыть..." Один из "миленьких", огромный белокурый верзила, увидев меня, улыбнулся: - Кнабэ, коммт сюда! Я робко подошел к солдату. Он порылся в кармане шинели и достал длинную в блестящей