Циркунов И.Б. Феноменологическая основа складывания арктического сверхтекста (на примере анализа рассказа Б. Блинова "Вершина Ян-Майена") // Северный текст русской литературы : [доклады Международной научной конференции / САФУ ; сост., отв. ред.: Е. Ш. Галимова]. – Архангельск, 2020. – Вып. 5 : Русский Север в системе точек зрения.

ственно-этические составляющие «прочтения» образа. На этом уровне отсут ствие собственного имени у вершины содержит указание на нечто важное, значимое, но в тоже время не всякому доступное и поэтому таинственное. Особенности субъективного восприятия вершины героем рассказа получают своего рода обоснование и подтверждение в позиции автора-повествователя: вершина манит, притягивает взор, настойчиво зовёт раскрыть её тайну. Сле дующий важный момент, связанный с развитием смысла образа, —эпизод, ко гда хмарь рассеялась, блеснуло небо и вдруг открылось, что вершины нет. Она срезана, будто ножом, и видна оконечность горы, а вершины как таковой нет! То есть ожидание оказывается обманутым, а тайна оборачивается фикцией: все мечтают увидеть то, чего не существует. Глубинный, возвышенный, мистический смысл образа также может быть обнаружен. Поначалу он окутан, как вершина Ян-Майена облаками, «туманом» дрязг, сложностями совместного проживания старого капитана в одной квартире с семьёй взрослой дочери. Но всё это для моряка - не более чем водяная пыль, брызги. Он видел главное: «Привычным взглядом он отыскал Ян-Майен, стройную, как молодая ель, скалу с вершиной, покрытой облаками. В глазах его вспыхнул свет, и лучи морщинками побежали от них. Он снова вспомнил тот штормовой день, небо, блеснувшее, как в полынье, ровный срез скалы. Всё-таки он видел её. Именно ему обнажил Ян-Майен свою вершину. Видел! Видел! Он видел вершину Ян-Майена!» [1,с. 109— 110]. И это, действительно, мистика: вершины нет, а капитан её видит - и не просто срезанную оконечность горы, а именно вершину, и потому эта вер шина есть, она существует в его восприятии, в его мире. Это видение позво ляет капитану быть счастливым: «Многие годы корабль был его жилищем, теперь жилище стало его кораблём. Он выходит на белое крыло мостика. В лицо дует свежий нордовый ветер. Плывут навстречу берега залива, и снежные сопки салютуют ему открытыми створами. Завершается ещё один рейс, и запах дома, земли, чуть гаревый, терпкий, горьковатый, кружит голову» [1, с. 111]. Итак, получается: капитан видит вершину, хотя её нет, он в жилище сво ём ощущает себя как на корабле, так совершается некий переворот в созна нии героя: балкон становится мостиком, и вот навстречу ему уже плывут бе рега, сопки. Видимая капитаном вершина, его выход на «мостик» —всё это делает его счастливым, несмотря на все жизненные невзгоды, семейные неурядицы и подорванное здоровье. Таким образом, арктическое предание «срабатывает», сбывается: увиденная героем (несуществующая) вершина за полярного острова сделала его счастливым. Завершая анализ, ещё раз обратим внимание на пронизанность художе ственного мира рассказа мотивами и образами воздушной стихии, столь зна чимой для Арктики. Это облака, которые скрывают вершину, это блеснувшее небо, открывающее её, срезанную, как ножом, и, наконец, нордовый ветер. В качестве скорее преамбулы будущих исследований, нежели итогового завершения настоящей статьи, отметим случаи непрямого обращения к обра зу Арктики в русских текстах разного времени. Так, в «Слове о погибели 79