Чистоногова М. В. Nummer 12794 "R". Buchenwald / М. Чистоногова // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2004. – № 4.

колай смешался с толпой, вышел из неё только за городом и пошёл вдоль парка. Шёл медленно, ожидая напарника. Но неожиданно откуда-то выско чил солдат с винтовкой, бросил её в парк и перепрыгнул через забор. Нико лай постоял, размышляя, что это значит, и медленно продолжал путь. Уже в самом конце парка его окликнул фольксштурмовец, как называли членов «народного штурма»: «In die Stadt verboten!» (в город запрещено). Николай ответил «Jawohl» и, убыстряя шаг, двинулся к полю. Оглянувшись, увидел, что немец, лёжа за пулемётом, нацеленным в сторону города, внимательно смотрит на него. Николай подумал, что он сейчас повернет пулемёт и от кроет стрельбу. Беглец не стал испытывать судьбу и направился туда, где вдалеке виднелись белые флаги. Что стало с теми, кто остался в городе, Ни колай так и не узнал. Когда колонна зэков вышла из города и проследовала далее, её обстреля ли американцы. В перестрелке были ранены, из хорошо знакомых Нико лаю, заключённые Симонов, Овчар и один поляк. Все узники остались жи вы, а эсэсовцев американцы расстреляли на месте - в плен они их не брали. Но об этом Николай узнал позднее, в Вернигероде. Проходя мимо какого-то барака за городом, Николай встретил русских девушек. Они сказали, что знают, кто он, и указали на полосатый воротник, выглядывавший из-под гражданского пиджака, - они были в городе и виде ли колонну зэков. Его угостили картошкой, и Николай направился в Верни героде - где пешком, где на попутках. И там их, бывших узников концлаге ря из Советского Союза, собралось восемь человек - пять украинцев и трое русских. Жили они на окраине города в доме сбежавшего начальника лаге ря остарбайтеров (восточных рабочих), и два месяца их откармливал Крас ный Крест. Поначалу изголодавшиеся мужчины жадно поедали всё, затем чуть ли не половина продуктов стала оставаться. Николай начал подкарм ливать голодных немецких детей, и кое-кто упрекал его в том, что помога ет детям врагов, но всё же большинство поддерживало: дети не отвечают за деяния отцов. ...Мать Николая Григорьевича, Татьяна Ивановна, только через год после войны, в 1946-м, рассказывала сыну, как умирала в 42-м от дистрофии его са мая младшая сестренка Люся, что родилась в 1941-м. Мама тяжело болела, но всё же работала - уборщицей в милиции на ст. Малошуйка, в 2,5 км от родного села. Когда Татьяна Ивановна возвращалась с работы, Люся, сидев шая на столе (ходить она не могла), била в ладошки и говорила: «Мама пли- ся, хеба, кабаськи пинеся». Начальник милиции знал о бедственном положе нии семьи (а на руках у Татьяны Ивановны были ещё дочери Саша и Лида и трое сыновей - Витя, Миша и Володя) и оказывал помощь, но некоторые из его подчинённых были этим недовольны. На что он отвечал: «Вы можете на стрелять дичи, наловить рыбы, но где найдёт пищу она, чтобы прокормить детей? Если вы мужчины, то поймёте». Поняли. Но Люсю спасти не удалось.