Буторин, А. Р. За краем земли и неба : [фантастический роман] / Андрей Буторин. – Москва : АСТ ; Донецк : Сталкер, 2007. – 333, [2] с. : ил. – (Заклятые миры).

- Во-первых, не в моем, а в нашем, трам-тарам! - Старшина поднял указательный палец. - А во-вторых, наш взвод, как и вся наша рота, входит в пехотный батальон. А что такое пехота? Пехота - она, трам-тарам, самая главная на войне сила! Мы всегда впереди, на самом главном участке. - Спуч надул щеки, стараясь придать словам значительность, но добился противоположного результата - Ачаду едва удержался от смеха. Старшина это заметил: - Ты чего лыбишься, трам-тарам? Не был еще в бою, рядовой! Вот побываешь, улыбаться разучишься. Ачаду спрятал улыбку и как можно серьезней сказал: - Я понял, господин старшина. Я просто счастлив, что оказался именно в пехоте. Потому и улыбнулся. - Ну-ну! Трам-тарам... Ладно, выздоравливай. - Спуч похлопал Ачаду по плечу. Обернулся к соседям. - И вы тоже, рядовые. Нас ждут великие победы! - И он выпрыгнул из палаты, хлопнув дверью. Глава 22. Из лазарета Ачаду вышел новым человеком. Во всяком случае, внешне. На нем - правда, несколько мешковато - висел серый мундир, такие же брюки были заправлены в черные сапоги. Никогда не носившему одежды Учителю она доставляла дикие неудобства. Казалось, что его заковали в броню, перекрыли доступ воздуху, запретили свободно двигаться. Особенно досаждали сапоги. В них ноги казались чужими, ужасно тяжелыми. Ачаду то и дело опускал голову, боясь запнуться. А еще Ачаду был коротко пострижен и лишился бороды. Это изменило его лицо до полной неузнаваемости. Если бы его сейчас увидел Хепсу, он бы ни за что не узнал своего Учителя! Этот худощавый чернобровый парень вряд ли годился бы ему по возрасту даже в отцы. А Учитель - это же человек намного старше отца, это умудренный знаниями и опытом... пусть не старик, но солидный, пожилой мужчина!.. Ачаду и старался всегда выглядеть старше. Он и знаменитую свою пышную бороду отпустил как раз для солидности. Он сознательно хмурился, собирая на лбу морщины, неспешно двигался, степенно разговаривал... На самом же деле он был молод. И теперь, когда открылись гладкие щеки, когда исчезли со лба «нахмуренные» морщины, это стало отчетливо видно. Разумеется, в бой новобранцев сразу не бросили. Начались бессонницы учебы. Учитель сам стал неопытным учеником. Да он, по правде говоря, уже и забыл, что был когда-то Учителем. Говорят, что про Учителя нельзя сказать «был». Если ты настоящий Учитель - ты останешься им навсегда. Даже после твоей смерти люди будут учиться на твоем опыте, будут вспоминать твои слова, твои измышления. Но Ачаду почти забыл прошлое. Прозвище Беляк стало ему куда родней и ближе, чем малопонятное Учитель. Он постарался выбросить из головы прошлое, словно ненужный хлам. Единственное, кого он помнил всегда - это был Хепсу. Его Ачаду забывать не собирался. О нем всегда помнил даже Беляк. Хепсу был ноющей болью, острой занозой, застрявшей в сердце. Но Ачаду ни за что на свете не согласился бы, чтобы эту занозу выдернул даже самый-самый главный лекарь на свете! Дусос мальчика ему вернули, и теперь, касаясь груди против сердца, тот словно защищал это сердце от посягательств чужих рук. Учеба отнимала много сил. Приходилось много бегать, драться, стрелять, бросать гранаты, управлять бронетранспортером... После отбоя Ачаду валился на тюфяк в шестиместной палатке и вырубался сразу, словно его каждый раз били по голове дубиной. Он давно забыл про какие бы то ни было измышления и мечты - во время учебы на них не оставалось свободного времени, а время сна он свято отдавал именно сну. Последнее - вовсе безо всяких усилий со своей стороны.