Большакова, Н. П. На пике творческого взлёта. Сергей Есенин 1917: повесть-эссе / Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2013. - 278, [1] с. : ил., портр., факс.

Даже усталая сиплость его голоса, этот пропитой, ломкий, вне­ запно уходящий в жалостное замирание звук помогли ему достиг­ нуть душ людей. Его упрямые жесты рукой, держащей погасшую папироску, знакомые, резкие движения его золотой головы ни на минуту не казались актерскими, но придавали ему вид воистину поющего, осененного поэта. Необыкновенно хорошо прочел он свои «Годы молодые...»: от прежнего молодецкого размаха первых выкриков особенной не­ жной скорбью притушились последние строки: ...эх ты, златоглавый!.. Отравил ты сам себя горькою отравой! Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли... Синие твои глаза... в ка-ба-ках... промокли!.. На этом, махнув угловато рукой, он сошел со скамьи и, не глядя на публику, быстро прикурил от чьей-то папиросы. Усталость бра­ ла свое, и читать до нового возбуждения больше не мог. Ему ру­ коплескали шумно, восторженно. Поэт в глазах требовательного обывателя заслонил пьяного скандалиста. Было что-то невырази­ мо грустное в этой непраздничной победе нового Есенина и в об­ становке, среди которой она произошла». Предчувствие революции Есениным Сергей Городецкий увидел в поэме «Пугачев», которая, по его мнению, была серьезно срабо­ тана и написана ярким, могучим языком: «Все свое знание дере­ венской России, всю свою любовь к ее звериному быту, всю свою деревенскую тоску по бунту Есенин воплотил в этой поэме. Это — лучшая его вещь. Одна из замечательных страниц русской рево­ люции нашла себе достойное воплощение в поэме Есенина. «Пуга­ чев» написан не для сегодняшнего дня. Он войдет в сокровищни­ цу новой пролетарской литературы». В 1926-м Городецкий охарактеризует свою роль в отношениях с Есениным следующими словами: «Что я дал ему в этот первый, решающий период? Положительно —только одно: осознание пер­ вого успеха, признание его мастерства и права на работу, поощре­ ние, ласку и любовь друга. Отрицательного —много больше: все, что воспитала во мне тогдашняя питерская литература: эстетику рабской деревни, красоту тлена и безвыходного бунта. На почве моей поэзии так же, как Блока и Ремизова, Есенин мог только ут­ 189