Большакова, Н. П. На пике творческого взлёта. Сергей Есенин 1917: повесть-эссе / Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2013. - 278, [1] с. : ил., портр., факс.

ищет приобщающихся к ней людей. И именно в эти дни в его дотоле не возмущенной крови, в его ласковой, казалось, не умеющей оби­ деть «ни зверя, ни человека» природе прорастает подспудная потреб­ ность распоясать в себе, поднять, укрепить в стихиях этой культуры всё корявое, соленое, мужичье... И этот крепкий бунтующей деготь нежданно вскипающей грубо­ сти брызжет и в его личную жизнь, резко отражаясь на некоторых ее моментах. Причину и оправдание этой двойственности нужно ис­ кать в том, что он —такой юный и здоровый —уже до мучительнос­ ти, с головы до ног был поэт, дар которого —«ласкать и карябать»... Поэму «Инонию» Есенин задумал тогда же, в конце 1917 года. Рукопись предварялась словами: «Посвящаю З.Н.Е.», то есть жене Зинаиде Райх. Впервые о поэме он заговорит с Владимиром Чер­ нявским «как о некоем реально существующем граде»: — Это у меня будет такая поэма... Инония —иная страна, в кото­ рой я выступлю в роли поэта-пророка: Не устрагиуся гибели, Ни копий, ни стрел дождей, - Так говорит по Библии Пророк Есенин Сергей. Есенин ведет спор с тайной Бога, а заодно и с тайной Церкви, с тайной русского православия, с тайной поэта-друга Клюева... Шесть лет с марта 1918-го Владимир Чернявский с Сергеем ви­ деться не будут. Как с горечью позже заметит Чернявский, наста­ нет время, «нещадно разбрасывающее друзей в разные стороны»». И когда вновь через шесть лет, в 1924-м, Владимир увидит Сергея читающим свою «Москву кабацкую», друг предстанет ему совер­ шенно другим: «Читал он прекрасно, с заражающим самозабвени­ ем. И чем дальше, тем ярче будет чувствоваться и в нем самом, и в его поэзии происшедшая перемена. То «лирическое волнение», которое в ранние годы только светилось и бродило в нем мальчи­ шеской мечтательностью и удалью, те вызовы миру, которые в дни революции так зрели и крепли в кипении здоровых сил, —теперь замутились и мучительно слились с горестной затравленностью. Теперь стихи его ударяли по сердцам лихостью отчаяния, бились безысходной нежностью и безудержной решимостью защищать ку­ лаками и кровью свое право на печаль, песню и гибель. 188