Большакова, Н. П. Мой Маслов : книга-дневник / Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2011. - 253, [2] с., [10] л. ил., портр. : ил.

поздно вечером я всех размещала на ночлег в общежитие, где в то время работала заведующей. Поутру Виталий Семёнович один сходил в церковь, поставил свечу и помянул Октябрину. Далее наш путь лежал в Ловозеро. Я сильно нервничала, потому как не было конкретной договоренности от отдела культуры на проведение вечера в Ловозерском ДК, и, если бы там все сорвалось, считала бы себя виноватой. От этого ночь практически не спала, как, впрочем, плохо спала и все предыдущие ночи недели за две до праздничных дней. И чувствуя, что от малейшего сбоя могу сорваться, прихватила с собой настойку успокоительных капель. Владимир Смирнов купил бутылку лимонада, отхлебнув хороший глоток успокоительных, попросила лимонад, чтобы запить. Кто-то затянул песню Володи «Я люблю моё Заполярье» и я, подхватив ее вместе со всеми, запела. Когда песня закончилась, Смирнов наклонился ко мне и ласково произнес: «Вот за что я тебя, Надюша, люблю! Умеешь ты всё стерпеть и виду не показать, как тяжело тебе с нами приходится». Я улыбнулась. От этой его незначительной поддержки у меня сил прибавилось и сразу на душе стало легко и спокойно. Умеет Владимир Александрович ненавязчиво так поддержать в трудную минуту. У могилы Октябрины выступили почти все поэты и писатели. Сказала длинную, скучную и очень пространную речь саамская поэтесса Ираида Виноградова, сестра Октябрины. Не говорит, ажуры плетет, и так все мысли сама себе запутает, не понять, что и сказать хотела. Вот Тимофеев с Масловым не речь говорят - морские узлы вяжут, каждое слово - в память. Вот это речь! Чего я опасалась, то и произошло. В Ловозерском ДК нас никто не ждал, и мне пришлось хорошо побегать, чтобы добиться открытия здания. Перенервничав, почувствовала голод, и когда нам открыли одну из комнат, вытащила из сумки бутерброд и стала медленно и сосредоточенно его жевать. Моему примеру последовали и другие. Подошёл Виталий Семенович и, протягивая большущий апельсин, заботливо произнес: - Подкрепись, милушка, апельсинчиком, тебе ещё силы в вечере потребуются. Помолчал секунду и затем добавил: - Ты мне, Большакова, очень нравишься своей работоспособностью, только после этих моих слов смотри не загордись. Я, дожёвывая бутерброд, спокойно произнесла: - За апельсин, Виталий Семёнович, спасибо, а насчет загордиться, не беспокойтесь, не загоржусь. На это тоже талант требуется, а я его напрочь лишена. Мне бы хоть с тем, что имею, разобраться . И Маслов как-то сразу этому поверил. На вечере со сцены он ловозерцам произнес, прямо сказать, гневную речь о том, как нельзя относиться к памяти их первой саамской поэтессы и вообще к памяти людей, отмеченных Божьей милостью и талантом. После концерта Александра Андреевна Антонова пригласила нас к себе. Я наконец-то расслабилась и позволила себе немного подурачиться, на что некоторые из присутствующих смотрели с неким осуждением. Произносила тосты, была весела. Маслова называла то на «ты», то на «Вы». Ольга Федосеева, библиограф Областной научной библиотеки, когда писатели и гости возвращались в Мурманск, Раисе Ронжиной, моей подруге, которая тоже принимала в праздновании участие, высказала, мол, я слишком фамильярно вела себя по отношению к Виталию Семеновичу. Когда мне Раиса об этом рассказала, я сильно запереживала, хотя и надеялась, что Маслов мое раскрепощение у Антоновой правильно поймет. И всё же, когда приехала в очередной раз в Мурманск и шла в писательскую, чувствовала какое-то внутреннее напряжение, а вдруг и Маслов меня как Ольга Федосеева, осудит. Но только открыла двери и переступила порог, как попала в его объятия, чего раньше никогда не было. Виталий Семёнович, представляя меня рядом стоявшему писателю финну - Свену Локко, говорил: - Это солнышко мое, освещающая в писательской берлогу мою. И все мои тревоги после этих его слов сразу улетучились. Поприветствовавшись поцелуем с Масловым и Свеном, я побежала ставить ч а й . Николай Рубцов 20