Большакова, Н. П. Мой Маслов : книга-дневник / Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2011. - 253, [2] с., [10] л. ил., портр. : ил.

Прочла всего Маслова по аннотациям к его книгам 10.05.1994. В очередной приезд в Мурманск меня Маслов спросил, прочла ли я что-нибудь из его книг. Честно призналась: в библиотеке все книги взяла, но пока что прочла только аннотации к ним, свободная минута появится, начну читать. Он громко и весело засмеялся. Так весело, что на глазах появились слезы. А затем всем заходившим в Союз писателей рассказывал, как Большакова прочла всего Маслова по аннотациям. Я не обиделась, потому что от моего нечаянного признания у него весь день приподнятое настроение было. Перед уходом сказал: - Ты зря, Надежда, Маслова не читаешь, я ведь серьезный прозаик. Может быть, книги мои и тебя научат чему-нибудь. Позже, когда прочла «На костре моего греха» Маслова, где он, отзываясь о Личутине, написал: «Рядом с ним я впервые, уже будучи в Союзе писателей, сказал себе: никакой я не писатель», подумала: а кем же тогда мне себя считать перед их «университетами»? Так, ученицей начальных классов, не более. Потому, как понимаю: нет в моих произведениях еще ни той глубины, ни той мудрости, которая есть у Маслова и Личутина. С чего начинается настоящий художник (Из очерка В. Маслов «На костре моего греха») «... пишу безоглядно. Иначе - не хочу, не могу, стыдно». «...не настолько, может быть, опытен я, но уверен: настоящий двигатель в настоящей литературе - не честолюбие, а любовь». «Начинается настоящий художник с воспитанья и осознанья собственной души, с познанья - любовного и горестного, горького и сладкого - родины. Никуда от этого не уйти, ибо без этого не может быть ни человека недоброго, ни гражданина, ни тем более писателя». «Когда-то, еще молодой, я запаристо заявил: двигатель в настоящей литературе — не честолюбие, а любовь. То же, уже без запальчивости, скажу и сейчас. И главное дело мое всегда было, когда брался за перо, — служение ей. Кто-то сказал, что любить больше, чем Бога любишь, это — идолопоклонство, грех. Я в своем отношении к малой родине и к людям ее, вероятно, идолопоклонник. Оправдаюсь ли, когда срок придет? Сладостна эта несвобода — от любви. Но вот тогда-то, когда я познал, осознал и признал эту сладость, я и вынужден был сознаться, что никакой я не писатель. Ибо не литературе служил. Ибо клетка — она все равно клетка, неважно — железная или грудная, несвобода по собственному выбору — все равно несвобода. Тягостно это признание, и не уверен, что может быть понято. Не дума о литературе заставляла меня садиться за письменный стол, но всегда что-то надо было защитить, о чем-то круто вопрос поставить, с кем-то шпаги скрестить, — это и выливалось в романы ли, в очерки ли: использовал я литературу, а не служил ей». Это тебе зачтется 13.05.1994. Показала Маслову с Тимофеевым альбом с вырезками из газет стихов Октябрины Вороновой и статей о ней. Маслов внимательно посмотрел его и сказал: «Знаешь, Надежда, ты большое дело делаешь, это тебе зачтется». Отвечаю ему: «Я ведь это, Виталий Семенович, не для зачтения делаю, а потому что нравится, интересно материалы собирать, да и дома у меня много подобных книг». Он искренне удивился. Вернула ему книгу Харузина «Русские лопари» и сказала, что там, где листы отстали от переплета, я их проклеила лейкопластырем. Сначала заворчал, а когда посмотрел, что все сделано аккуратно, одобрил. Лучше петь , чем реветь 13.05.1994. После того как в газете «Мурманский вестник» отказались взять мою статью о первой саамской поэтессе Октябрине Вороновой к ее 60-летию, в писательскую шла не просто 13

RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz