Большакова, Н. П. Мой Маслов : книга-дневник / Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2011. - 253, [2] с., [10] л. ил., портр. : ил.

родисся”. Но ведь погибают и на войнах, укоротив срок, и скольких не досчиталась эта деревенька; гибнут в море, на отхожих промыслах, от скверны и драки, от вина и поножовщины, дико урезая житье. Так печаль не столько от того, что деревенька канула, рассыпалась (хотя пятнадцать дворов бессменно стояли на юру четыреста лет), но более оттого, что насильно умертвили, раста­ щили, принудили умереть, она попала в тот поминальник российских деревень, хуторов, выселок и починков, что свели на нет с добрыми вроде бы намерениями, но худо подумав: и ныне эти немые печища нам укор, напоминание, урок тому, как нельзя вести обширное державное хозяйство. (В войну было порушено семьдесят тысяч деревень. А по нынешнему замыслу подлежало сносу 110 тысяч деверень, и тогдароссийская земля запустошилась бы вовсе.) Из этой тоски по преждевременно умершей Сёмже и родился русский писатель со своей пронзительной болью и жалостью, резкий, угловатый, непримиримый ко всему неискреннему и ложному, с прямою поморскою душою, что свойственно северной натуре. Но писатель Маслов родился и из мечты о возрожденной деревне. Это его костер, на котором он — "добровольный самосожженец”, убежденный, верующий в высшую справедливость и в дух поморского братства, вольно и невольно рассыпавшегося по Руси. Писатель Маслов родился из памяти: он как старорусский летописец, добровольно вбирающий память ушедших, беззаветно любя этих ушедших с их доблестями и грехами. Он по крупицам пытается собрать утраченную память в ”некий мавзолей памяти”, видимый издалека, к которому бы стремились птенцы, далеко отлетевшие из этого гнездовья, чтобы оследиться тут, опамятоваться, растревожить тускнеющую душу, обновить, освежить ее горечью и радостью по минувшему, возбудить тре­ вогою по грядущему. Оследиться — это не наследить, но оставить след, добрую память, чтобы знали идущие следом, что здесь уже побывал добрый путник, торитель и первопроходец. Да и что есть наша жизнь со всеми ее приметами,- изба, новины, прибыток, дети — как не оследье, не попытка оставить след». Слава Богу, я в Ревде живу 23.11.2003. Вспомнила, как в Мурманск меня переехать зазывали Виталий Семенович Маслов с Виктором Леонтьевичем Тимофеевым и Викдан Синицын - стать секретарем писательской организации. Теперь об этом, как ни приеду, начинает заводить разговор Коля Скромный, и я вновь отказываюсь. А почему? Почему идет это необъяснимое сопротивление городу понять никак не могла, пока 21 ноября не приняла участие в Научно-практической конференции «Классика и современность: актуальность, традиции, новаторство». На ней как-то вдруг и сразу пришло осознание моего сопротивления городу. На Круглом столе с участием творческой интеллигенции Мурманска, услышала рассуждения «российских писателей» о постмодернизме в литературе, эпатажности, парадигмы, м од ерн а . Слушала и не понимала, о чём говорят. Все слова какие-то нерусские, заум ны е . Через полчаса этих разглагольствований у меня началось внутреннее неприятие всего, что пыталась понять и потому раздраженно прошептала рядом сидевшей Людмиле Тимофеевне Пантилеевой, профессору Мурманского педуниверситета: «Наверно я дура - ничего не понимаю. О чём они?». Людмила Тимофеевна донесла суть разговора, тогда я возмутилась опять: «Так почему нельзя говорить так же просто и доступно?» И облегченно добавила: «Слава Богу, я в Ревде живу, где наши люди говорят на всем понятном русском языке». После эту мысль высказала еще нескольким участникам, да и случай из времени учебы в Ленинграде в середине 80-х годов припомнила. Шла как-то с сокурсниками по Невскому, и у одного из кинотеатров увидела необычно одетую женщину. Она была не только сама одета во все голубое, но и с большим голубым бантом на голове. Удивленная, я заметила: «Надо же, в возрасте, а туда же бант нацепила». Ребята мне, как само собой разумеющее: «Так это голубой!». Я им: «Не слепая, вижу, что голубой, не серо-буро-малиновый же нацеплять». Те с ещё большим акцентом: «Это ГО-ЛУ- БОЙ». Не понимая, что они имеют в виду, вновь завозмущалась: «По мне хоть в горошек, только не в таком возрасте перед людьми выпячиваться». Тут до спутников дошло моё непонимание смысла, заложенного в слове «голубой». Они, захохотав, пояснили, что это не женщина, а мужчина, только мужчина-девочка. И добавили: «Ты что ничего про них не знаешь?» Я остолбенела: «А у нас в Ревде таких нет». Все кто слышали мой рассказ, засмеялись, а Татьяна Борисовна Чеснокова из Театра Северного флота сказала: «Ты 132