Большакова, Н. П. Колокольный перезвон : колокола в литературе, музыке и живописи/ Надежда Большакова. - Мурманск : Опимах, 2011. - 486, [1] с. : ил., портр.

КОЛОКОЛЬНЫЙ ПЕРЕЗВОН. КОЛОКОЛА В ЛИТЕРА ТУРЕ, МУЗЫКЕ И ЖИВОПИСИ Об этом как раз говорится в стихотворении мансийского поэта Андрея Тарханова «Белая симфония»: Затерялись в поле ель И береза стройная. Ой, метель, моя метель - Белая симфония. Звоны звонкие сейчас Церковь шлет стозвонная. Слышит путник этот глас И моя симфония. И заблудшему в пути Этот звон —спасение. Просыпается в груди Чувство вознесения. <...> И гремят колокола — Эта воля вечная. В колокольный звон вошла Песнь моя сердечная... Далее к гражданским звонам нужно отнести вечевой звон, или политический, подаваемый в городах в Большой (Вечевой) колокол для созы­ ва горожан на народные собрания. По звучанию он сходен с набатным, но гораздо медленнее. Ну и, наконец, красный звон - красивый звон, звон для души без участия басов, звон по поводу радостных и торжественных событий. Он производится во все колокола, часто даже целым рядом церквей. Русские звонари как раз красны­ ми звонами и особо славились. Исполнялись красные звоны одним звонарем, который исполь­ зовал и Басовый колокол средней величины с ножной педалью. Такая ритмическая свобода звукоизвлечения позволяла звонарю в полном смысле творить чудеса, исходя из своих звонар­ ских навыков и эстетических представлений. Красные звоны колоколов нередко сравнивались в народе с красотой человека, особенно в русской народной поэзии. Обратимся книге «Мастер Волшебного зво­ на» А. И. Цветаевой и Н. К. Сараджева, описы­ вающих красные звоны, производимые Констан­ тином Сараджевым: «...звон ворвался неожидан­ но, взорвав тишину... Словно небо рухнуло! Гро­ зовой удар! Гул —и второй удар! Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идет от него... И вдруг —заголосило, залилось птичь­ им щебетом, заливчатым пением неведомых боль­ ших птиц, праздником колокольного ликования! Перекликание звуков светлых, сияющих на фоне гуда и гула. Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса... Оглушительно нежданные сочетания, немыслимые в руках родного челове­ ка! Колокольный оркестр! Это было половодье, хлынувшее, ломающее лед, потоками заливающее окрестность...» (Цве­ таева, Сараджев, 1988. С. 13). А у Н. Н. Корсунского: «Искрашиваются же христианские наши праздники колокольным зво­ ном! Вот в праздничных нарядах народ выходит из храма, а клирик „знаменает кампаны “звонит с приударением во все колокола. Звуки уже и от­ дельного колокола представляют собою нечто возвышенное и торжественное. Если же раздает­ ся полный звон во все колокола, а особенно крас­ ный звон в согласный подбор колоколов погласи- цей или, что то же, целой лествицей звуков, ког­ да церковный звонарь распетлится на колоколь­ не и по рукам и ногам, качается на зыбке и зво­ нит согласно в целую дюжину колоколов, переби­ рая их от большого к меньшому и к большому от меньшого, да еще с другими звонарями на других колокольнях перезванивается колоколами, как бы перекликается; когда праздничный трезвон в пре­ красном созвучии, согласном, правильном взаим­ ном соотношении одновременных звуков льется с наших колоколен, то происходит благозвучие еще торжественнейшего рода: становится тут торжество уже всенародным» (Корсунский, 1887. С. 12). Колокольный звон, как, впрочем, и сами ко­ локола, имеет большое значение в жизни людей. Уже приведены примеры того, какие сильные впечатления может производить колокольный звон на душу человека при особенных обстоя­ тельствах и настроениях. Очень редко, но звон может и напугать, если раздастся неожиданно в ночной тиши или рано утром, призывая прихо­ жан к богослужению, как описано это в рассказе писательницы Надежды Александровны Тэффи (Лохвицкой) «Кишмиш»: «Гудит далеким глу­ хим гулом церковный колокол. Ровные удары сли­ ваются в сплошной тяжкий стон». Этот стон колоколов и пугает маленькую девочку, которая свернувшись комочком в своей постели, чуть дышит. Она все слушает этот гул и не может зас­ нуть. Он становится для нее зловещим. Девочка чувствует свою незащищенность и одиночество, и хотя она понимает, что ночь кончается и все привидения должны убраться восвояси, но страх сильнее ее разума, он рисует пугающие картины. Душа ее сжалась и дрожит. «Восьмилетняя душа не верит, что это гудит колокол. Потом, днем, она будет верить, но сейчас, в тоске, в беззащит­ 44