Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

придётся собирать твои останки по частям, чтоб затем с горячим приветом в цин­ ковом гробу «грузом двести» отослать на родину... Такая даже представить не может, что молодой, здоровый парень за несколько минут может лишиться рассудка, видя, как «духи» на его глазах начинают расчленять ещё живых его товарищей, а его самого, увешивая как новогоднюю ёлку их головами, отпустят с угрызениями совести, что остался жить, к своим. Или когда те, кто, от­ быв свой положенный срок и вскочив, счастливые, в «вертушку», при наборе высоты вдруг взрываются на твоих глазах, разлетаясь фейерверком огненных брызг... Что такая может о жизни знать? Как вдали от дома, на чужой стороне, как на чужой планете, впервые со вкусом крови к тебе остро приходит вкус к жизни? Как раздирает душу мысль о том, что хотя бы ещё раз, одним глазком увидеть мать, отца... И как, возвратившись домой, в глазах самых близких людей ты не находишь понимания и бежишь из родного дома к чёрту на кулички, лишь бы не быть в их глазах тяжело больным, не слышать по ночам материнский плач и кряхтение отца... Они были в сотни раз ближе и роднее там, в Афгане, а здесь, рядом, почему-то стали совсем чужими тебе... Слушая это, Валентина думала, что он говорит сейчас вовсе не с ней, видит не её, но она ошибалась. - Я ведь помню, Валентина свет, как Вы тогда спросили меня про Афган. Тогда я не знал Вас и потому не хотел говорить о том, что болит. Да, я пью... Много пью, чтобы забыться, чтобы не слышать во снах взрывы снарядов и крики друзей, чтобы хоть одну ночь, но без Афгана... - и, криво усмехнувшись, добавил, - а она мне по­ долом трясёт... Взгляд его совсем помутнел и стал невыносимо тяжёлым, словно чем-то при­ давленный. Он продолжал говорить, а она молча слушала его боль, впитывала в себя, не зная, чем помочь. - Я не знаю почему, а главное, для чего остался жив, не знаю, чем оправдать мне этот дар? Когда был там, Богу молился, тому, кого, по утверждению материалистов- политиков, в природе не существует. А там Он был ближе и роднее мне самых род­ ных. А когда вернулся домой и однажды признался отцу, что это Бог меня спас, тот посмеялся надо мной, сказав, что в том аду, через который мне пришлось пройти, ещё и не такое может придуматься. Раз в церковь зашёл, поставил свечу, так роди­ тели, узнав, стали «дурь» эту мою из меня выколачивать, чтобы других детей, моих братьев и сестру, я бы этими религиозными настроениями не накручивал. Я даже подумать не мог, что они у меня окажутся такими ярыми безбожниками, и из дома бежал. Друг по Афгану, да вы его знаете, Володька Кузнецов, в Светлое пригласил. Вот так я и оказался здесь. Теперь Вы всё обо мне знаете... И Валентина, почувствовав, что парень наконец выговорился, предложила: - Пойдём в зал, я всё же на работе нахожусь как-никак. - Конечно, только с условием, что Выхотя бы ещё какое-то время посидите со мной. - Обязательно, а ты постарайся больше не пить, это не поможет. Таким спосо­ бом не уйти ни от себя, ни от своих мыслей, - мягко добавила она. - Если получится, - грустно произнёс он, и в зале на стул не сел, а, словно под­ кошенный, свалил своё тело. 410