Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.
Камчатки. Много нам рассказывал о своем народе. А вот сегодня встретила вас, и так захотелось все об ительменах узнать. Но говорить спокойно в комнате, куда набралось больше десятка человек, было невозможно, и Лахэн пригласил ее в свой номер. Когда они уходили, Настя увидела, каким недовольством блеснули глаза Ларисы. Она была далеко не юной и наивной девушкой, чтобы не заметить интерес коряч ки к Лахэну, но также видела, какими глазами смотрел этот парень на саму Настю. Да и ей он тоже понравился. Почему-то захотелось узнать о нем все-все: кто, с кем, где, как, почему? В номере тихо, свежо. Лахэн предложил сесть на диван, затем спросил: - Что же ты хочешь узнать обо мне? - Все, что сам захочешь рассказать. - Но в моей биографии нет ничего примечательного. Я из ительменского рода кулес. Предки мои жили к северу от реки Белоголовой. Родился и вырос в тундре. До семи лет, пока не пошел в школу, по-русски совсем не говорил. - А как же с ребятами общался? У вас, на Камчатке, наверняка тоже русских больше, чем коренных жителей? - Не знаю. Жестами. Это уж позже русскому выучился, но все равно больше на своем люблю говорить, на ительменском. Насте было удивительно. Она знала, что в Луйяввре, в саамском селе, на родине ее матери, многие женщины говорили на родном языке; мужчины тоже знали его, но в быту предпочитали русский. Это стеснение и какая-то неуверенность им пере далась, скорее всего, от отцов. Ведь перед Отечественной войной на Мурмане вдруг всех саамов объявили сепаратистами, якобы решившими создать свое отдельное государство. И пришло же такое в чью-то бредовую голову! Начались аресты. В школах, где вроде только недавно дети стали изучать саамский, ввели на этот язык строжайший запрет. Когда же в конце семидесятых вернулись к его изучению, он детьми воспринимался уже не как свой, родной, кровный, а как иностранный. А попробуй-ка выучи иностранный за два урока в неделю! Настя, как многие ребята ее поколения, на саамском почти не говорила, но и не считала себя от этого ущербной. Наверное, потому, слушая Лахэна, удивлялась, с каким достоинством тот говорил о родном ительменском языке. Он продолжал вспоминать детство: - Помню, как в первый раз в Каврал арбузы привезли. Я, думая, что это мяч, упросил мать купить. С ребятами тут же побежали играть в футбол. Пнули разок - тот на куски и разлетелся. Вот было удивления! Но никому даже в голову не при шло попробовать, а вдруг - съедобно. Или заставили в школе задачку на гранаты решать. Сколько будет, если к одному гранату прибавить два? Не решил: что такое гранаты не знал. А уж когда меня в Петропавловск в школу учиться отправили, где я впервые телевизор увидел, никому не давал смотреть - искал, как туда все зале зают. Пришлось учителям меня на телевизионную студию специально вести, чтобы понял и не мешал остальным. Настя смотрела на Лахэна с все возрастающим интересом. Он не был похож ни на кого из ее знакомых. Чувствовалась в нем какая-то магическая притягатель ность. Ей приходилось не раз читать о том, что некоторые люди обладают своего 27
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz